Повесть о сыне

Однажды, ещё до восхода солнца, собрались у нас друзья Олега, чтобы вместе пойти в лес и встретить в дороге зарю. Все ещё были заспанные и продрогшие от утренней прохлады, но не могли скрыть радостного оживления — пританцовывали и толкались.

Я тоже присоединилась к «честно́й компании», и, когда всё было готово, мы вышли из дому шумной гурьбой, нарушая тишину спящего посёлка.

Шли мы по накатанному, сырому от ночной росы шляху, и по обеим сторонам в предутренней дымке необозримо тянулись уже слегка желтеющие хлебные поля.

Над горизонтом выплыл рубиновый краешек солнца — и это было похоже на чудо. Вдруг разом загорелись травы, по хлебному полю побежали, исчезая, ночные тени, и каждый колосок заискрился алмазной росой, склонившись маленькой гирляндой.

Ребята затихли и даже не глядели друг на друга, словно боялись потревожить торжественное рождение дня. И только спустя несколько минут, когда солнце уже заметно поднялось над горизонтом, стали взволнованно делиться впечатлениями. Но Олег держался в стороне и долго ещё хранил молчание, задумчиво поглядывая в поле.

— Ты чего зажурился? — спросил Николай и положил руку ему на плечо.

И Олег вдруг светло блеснул глазами, пригладил волосы и как-то застенчиво начал декламировать:

Полем идёшь — всё цветы да цветы,
В небо глядишь — с голубой высоты
Солнце смеётся… Ликует природа!
Всюду приволье, покой и свобода;

…Дорого-любо, кормилица-нива,

Видеть, как ты колосишься красиво,
Как ты, янтарным зерном налита,
Гордо стоишь, высока и густа!

— Вот это сочинил! — изумлённо воскликнул кто-то. И вдруг раздался весёлый хохот.

— Смерть невеждам! — вскричал Николай, бросившись разыскивать человека, посмевшего не знать, что это были строки из поэмы Некрасова «Саша», но «невежда» улепётывал со всех ног к лесу.

— В погоню!

И ребята, загоготав, как застоявшиеся кони, шумно бросились наперегонки, а впереди, взбрыкивая ногами, мчался Николай. И долго ещё продолжалась весёлая суматоха, и вспугнутые жаворонки взмывали над степью, серебристым звоном возвещая утреннюю побудку.

И вот мы в лесу. Сразу исчезли куда-то степные ветерки, нас окружила тёплая и мягкая лесная тишина — таинственная и пронизывающая до звона в ушах. Мы стоим, слушая тишину, и кто-то тихо и задумчиво стал читать из Некрасова:

Мне лепетал любимый лес:
Верь, нет милей родных небес!
Нигде не дышится вольней
Родных лугов, родных полей.

Вскоре мы нашли красивую, уютную полянку, я расстелила скатерть на траве и стала готовить завтрак. Аппетит у ребят после прогулки волчий, и мне никого не пришлось упрашивать — только подавай!

После завтрака ребята разбрелись в разные стороны, и только слышно было отовсюду далёкое «ау!».

Домой мы возвращались нагруженные корзинками грибов и огромными букетами лесных цветов.

Отчизна

Общественная работа забирала у Олега много времени и энергии, но не мешала ни учёбе, ни разным увлечениям.

Начиная со второго года, в школе он был старостой класса, потом — редактором школьной газеты.

Уже в пятом классе сын прикрепил к куртке значок «БГТО».

Вот он кропотливо рисует плакат к праздникам. Вот, весь в краске и клее, строит с товарищами модель самоходного танка и «настоящего» самолёта.

На праздничной демонстрации в его руках — школьное знамя.

Вот он с криком и смехом, раскрасневшийся на морозе, лепит с ребятами снежную бабу. Команда — и полетели снежки.

— Атака! Ура!

Любил он послушать, как снег свистит под лыжами, до самозабвения увлекался футболом, вертелся на турнике, не последним был и в волейболе.

И с одинаковым увлечением садился за уроки, бежал в школу.

Трудно было понять: что же больше всего любил мой сын и чем глубже всего увлекался?

Он любил всё: небо, шахматы, Днепр, химию, звёзды, школу, товарищей, географию, родной дом, цветы и футбольный мяч, книги и кино, историю и математику, возню с ребятами и стрельбу в цель, животных, рыб, птиц, лопату и молоток в своих руках…

Любил всё настоящее и интересное, дружное и красивое. Наслаждался учением и трудом, теплом от костра, песней и музыкой.

Он жил свободно, как птица, как сотни тысяч советских ребят.

Я думаю сейчас: когда настал последний час моего сына около зловещего рва, когда измучен он был пытками и ослабел телом, не улыбнулось ли тогда Олегу его счастливое детство? Не легче ли ему было принять пулю убийц и смерть, зная, что никто и никогда не отнимет счастливого детства у советских ребят?