Растроганные его игрой, многие гости не выдержали и ушли со слезами на глазах, а другие почтительно спросили:
— Как ваше знаменитое имя?
— Ю Бо-я, — ответил он.
А они стали перешептываться, говоря друг другу:
— Мы слышали это имя, но не помним где.
После этого в Сунцзы все стали наперебой приглашать Ю Бо-я в гости.
Действительно, его слава прогремела по Поднебесной и дошла до императора.
— Что–то мне знакомо это имя, — сказал Ши Хуанди. — Но вспоминается смутно, как вчерашние винные пары.
— Государь, — ответил Ли Сы, — вы слышали его в детстве, когда изучали предания старины.
— А ну–ка, напомни, — сказал император.
— В древние времена, — начал Ли Сы, — жил великий музыкант, по имени Ю Бо-я. Но, как говорит пословица, музыку понимают редко–редко, и люди наслаждались звуком его циня бессмысленно, не вникая в их скрытое значение, а ведь музыка — дар неба и берет свои основы из законов гармонии Вселенной. Однажды Ю Бо-я встретил в лесу дровосека Чуй Цзы–ци. Ю Бо-я заиграл, и Чуй услышал музыку горных вершин и текучих вод. Черты природы отображают человека. Ручьи и реки — кровь гор, трава и деревья — их волосы, движение тумана, окутывающего вершины, — смена выражений на их челе. Поняв все это, дровосек один из всех людей уразумел, что Ю Бо-я поет о высоких чувствах и текущих вдаль помыслах человека.
— Занятная сказка, — сказал Ши Хуанди. — Приведите мне этого новоявленного Ю Бо-я.
Тотчас за ним послали, и, когда в свое время он достиг Саньяна и был введен во дворец, один из придворных при его появлении воскликнул:
— Да это же Гао Цзян–ли!
Советник Мын Цзя, брат полководца, бросился к императору, закрыл его своим телом и вскричал:
— Государь, это друг Цзин Кэ, который покушался на вашу жизнь, и он был с ним в тот день, когда это случилось. Его надо казнить!
— Ну, ну, — сказал Ши Хуанди, — это всегда успеется. Послушаем сперва, как он играет.
Стража с обнаженными мечами окружила Гао Цзян–ли. Он сел на пол, скрестил ноги и положил свой цинь на раздвинутые колени. Его руки взлетели, как золотые сказочные птицы, и опустились на струны. Гао заиграл.
Заплескались воды текущих по равнинам рек, заклокотали в горлах ущелий. Плотина преградила им путь, и волны бросились на препятствие. С грохотом бьются о камни, ревут жалуясь. Но не преодолеть им создание человека. Вода растеклась по каналам, журчит и ласково лепечет. В светлом зеркале отражается небо и бегущие по нему облака. Девушки поют, сажая в затопленные поля нежные ростки риса.
— Все понял, — сказал Ши Хуанди. — Не глупее я дровосека. Это песня о моей великой плотине. Сыграй мне еще!
Зацокали конские копыта по обнаженным скалам. Все ближе несется дикая орда кочевников. Нестройными криками подгоняют коней всадники в звериных шкурах. Рушится грозная лавина на Поднебесную. Но уже перебивает их звон гонгов и воинственный гром барабанов. Спешит навстречу войско. Все смешалось в звоне мечей, и отбит набег. Все громче звучит победная песня Кай гэ. Далеко–далеко замирает в горах бег одинокого коня…
— Это мой Мын Тянь разбил варваров тун и ди. Это песнь о моей Великой стене. Нелегко играть на цине воинственную музыку. Мне понравилось. А тебе понравилось, Мын Цзя? Ли Сы, жаль убивать такого музыканта! Но осторожность никогда не мешает. Пусть остается в живых, но надо выколоть ему глаза, чтобы он не мог последовать примеру Цзин Кэ. Хорошо, очень хорошо сыграно.
Велика милость императора! Чуешь ее, Гао Цзян–ли? Государь приблизил тебя к себе и восхищается твоей игрой. Ты услаждаешь досуги властителя Поднебесной. Чувствуешь, Гао Цзян–ли, свое великое счастье, ощупывая протянутыми руками свой путь и подставляя ладонь под жаркие лучи солнца, которое тебе никогда уже не увидеть? О, Гао Цзян–ли, чем выразишь ты безмерную свою благодарность? Эй, Гао Цзян–ли, поспеши, ускорь неверные шаги! Император зовет тебя сыграть веселую песню.
Гао Цзян–ли наложил полный цинь свинца, подошел к Ши Хуанди и хотел его ударить цинем, но промахнулся,
— Ага! — воскликнул император. — Я поступил предусмотрительно, ослепив его. Но больше не хочу рисковать. — И приказал казнить музыканта.
СОЖЖЕНИЕ КНИГ
В сыпучих песках Булана кони увязали, и высокие колеса повозок со скрипом терлись о песчинки и не хотели вертеться. И так как всякое движение здесь поневоле замедлялось до крайности, Чжэн Лян выбрал это место, чтобы осуществить свою месть.