Повесть о Воронихине

Зимой 1808 года, командуя лейб-гренадерским полком, он выступает в одной из пяти колонн князя Багратиона на Аландские острова против шведов.

Трудный ледовый поход увенчался успехом.

Не прошло и года после воины со шведами, началась война с турками.

Снова Строганов в армии Платова и командует в первой линии шестью казачьими полками.

Разразилась Отечественная война 1812 года.

Павлу Строганову 38 лет.

В его распоряжении сводная дивизия из лучших полков – Павловского, Таврического, Петербургского, лейб-гренадерского и других, не раз отличившихся в боевых схватках. Его дивизия столкнулась с войсками Наполеона еще за Смоленском и отличилась под Бородином.

Вскоре Строганов стал командовать корпусом, и под городом Красным, действуя вместе с войсками генерала Милорадовича, его корпус разбил корпус маршала Нея…

Некоторое время Павел Строганов лечился и отдыхал среди родных в Петербурге. Но очень недолго. Захватив с собою восемнадцатилетнего сына Александра, он отправился в действующую армию преследовать противника.

23 февраля 1814 года почти у стен Парижа был убит его единственный любимец-сын. После этого несчастья Павел Строганов заболел, но и больной участвовал в сражениях и, казалось, был бы рад, если бы и его, потрясенного гибелью сына, постигла такая же участь…

Таков в кратких чертах служебный путь Павла Строганова, ученика Жильбера Ромма и друга юности Андрея Воронихина.

В эти суматошные годы Павлу Строганову редко и самое короткое время приходилось бывать в Петербурге. Участие в войнах, нахождение с дипломатической миссией в Англии и другие государственные дела отвлекали молодого графа, сенатора и генерала, от семьи.

Андрей Воронихин жил в то время безвыездно в Петербурге. Строительство Казанского собора, Горного корпуса, работы в императорских резиденциях – в Павловске, Петергофе и Стрельне – поглощали его время и силы.

В один из редких приездов Павла Строганова в Петербург им все же удалось встретиться однажды на строительстве в Павловске, и еще раз в летний тихий вечер на строгановской даче в собрании масонов.

Было это еще за несколько лет до наполеоновского нашествия.

Павел Строганов, невзирая на свои чины и звания, не пренебрегал встречами с простыми людьми, умел находить общий язык с ними и вызывать на откровенные высказывания. Да это и не было трудным делом: если русский мужик-строитель видел перед собой человека не заносчивого, чуткого, искренне желающего узнать что-либо о его трудовой и нелегкой жизни, он охотно – не без грубинки и хитринки – вступал в разговоры и выкладывал перед кем угодно свои сокровенные думы.

Однажды Павел Строганов переоделся в самую простецкую, невзрачную одежду и, поглядев на себя в зеркало, убедился, что он из генерала и графа обернулся в человека чиновного и притом невысокого ранга. В таком виде он вышел из Строгановского дворца и, затерявшись в толпе уличных пешеходов, прошел по Невскому проспекту до старой, тогда еще не сломанной церкви Казанской богоматери. За этой церковью, за высоким дощатым забором и был в своей основе от фундамента до купола возведен Казанский собор.

В послеобеденный час каменщики и штукатуры, плотники и других профессий рабочие люди отдыхали положенное им время: лежали в самых непринужденных позах, в каких застал их сон.

В летнюю пору, при короткой петербургской ночи, рабочий день строителей был слишком длинный, изнурительный, и после обеда сон одолевал всякого, стоило только прилечь, положив голову на булыжник или кирпич.

Грянул колокол. Не спеша, зевая и потягиваясь, люди поднимались с земли, стряхивали пыль с домотканой сермяжной одежонки, брались за инструменты и расходились по своим местам. Начинался после непродолжительной тишины стук и грохот, шум и лязганье, слышались выкрики штукатурщиков и кровельщиков, приступивших к делу на высоте, им одним доступной.

Надсмотрщики и десятники похаживали вокруг, сонливо поглядывали на подчиненных им артельщиков, и никто не обращал внимания на молодого переодетого графа, наследника того самого Строганова, который над всеми строителями собора и царь и бог.

– Где бы мне увидать зодчего Андрея Никифоровича? – спросил Павел Александрович одного из десятников, наблюдавшего за откачкой воды из подвалов собора.

– А бог его ведает, – ответил тот. – Он тут не каждый день бывает. У него хлопот много. А здесь дело налажено, идет и без архитектора. Вот разве Самсон Суханов про то знает.

Суханов следил за работой каменотесов – они выскабливали канеллюры – продольные ложбинки на коринфских колоннах, вытесанных из пудостского камня. Павел Строганов обратился к нему с тем же вопросом.

– Если Андрей Никифорович не в Павловске, – ответил Суханов, – то где-нибудь на Черной речке, на даче у вашего батюшки фармазонит!..

– Как батюшки! Какого батюшки? – изумился Павел Строганов и смутился под острым взглядом Самсона Суханова. Его инкогнито было раскрыто на первых шагах и хитрить уже не приходилось.