Повесть о загадочном профессоре

Нашей задачей будет выявить этих врагов и обезвредить их. Но при этом, надо умело отличать сомневающихся и, пусть и враждебно настроенных, но готовых трудиться на благо народа. Пусть злопыхают у себя в кабинетах.

Главное, чтобы они помогали нам вырастить своих, преданных делу революции, ученых. Пусть помогают нам найти самородков среди пролетарской молодежи. С ними мы успеем еще расправиться. Они должны помочь нам выполнять нашу задачу по созданию пролетарской науки. А потом – пусть идут на все четыре стороны…

Имея свою науку, Советская власть может отправить их на свалку истории. Но, пока, они нам остро необходимы и нужно за ними присматривать.

Товарищ Тридерский, вы направляетесь в сельхозакадемию. Ваша задача возглавить ее, организовать работу. Там есть крепкое ядро. В вашем распоряжении будет товарищ Вавилов с группой ученых, которую он собрал вокруг себя.

Вам, товарищ Алексашин, будет задача потруднее. Вы у нас математик?

– Да, занимался трансфинитными числами…

– Вот и продолжайте заниматься. Ваша задача будет внедриться в этот круг, стать своим среди математиков. Стать профессором и постараться возглавить всю деятельность этих болтунов. Учиться, замечать, привлекать к себе молодых и влиять на них.

Старый университетский особняк выглядел заброшено. Бюст Ломоносова печально смотрелся на фоне обшарпанного здания. Только церковь выделялась каким-то подобием отделки.

«Наука – трудящимся» прочитал Пармен на фронтоне. Оглядевшись, он зашел внутрь.

– Пармен?!! – Из-за стола вставал Кузин. – Откуда? Как?

– Вот, приехал, Николай Николаевич. Примете снова в ученики?

– А не забыли все?

– Кое что забыл, но я восстановлю… Я читал лекции по математике в Черниговском Педагогическом институте… Кое что восстановил. Но потом заболел тифом.

– Уверен, быстро восстановите. Ох уж этот тиф… Вы знаете, голубчик, Михаил Яковлевич Муслин умер от тифа. Какой был талант! Но вы же работали с ним. Может быть, продолжите его работу? Сдадите магистерские экзамены и начинайте… Где вы, кстати, сейчас живете?

Вопрос застал Пармена врасплох. Не говорить же, что пока он остановился в общежитии для работников ГПУ…

– Пока, нигде… Сразу сюда.

– Ну, голубчик… Это – разрешимо. Сейчас много порядочных людей испытывают необходимость сдавать комнаты. Хотя бы, на время… Уплотнение, знаете ли…

– Я думаю, остановлюсь у брата.

– Ну, хорошо, хорошо, голубчик… Значит вечером… Вы знаете, что занятия в университете проходят вечером? Я вас проведу к Дмитрию Федоровичу Ермилову и вы договоритесь о времени сдачи магистерских экзаменов.

– Дмитрий Федорович! Он не уехал? С большим удовольствием встречусь. Наверное, он и экзамены будет принимать?

– Он, он, голубчик… Строг, требователен, не ко времени… Какой студент сейчас пошел? Не все окончили гимназию, но очень много способных, прямо скажем, талантливых. Взять хоть Павла Самуиловича Урельсона… Замечательная голова! В дни смутные работал самостоятельно, а два года назад, когда мы вернулись сюда из Иваново, явился, сдал выпускные, будет сдавать магистранские и представил замечательную работу. Теперь научный сотрудник в Институте Математики, профессор. Разрабатывает замечательную науку. Назвал ее analysis situs, немцы называют ее топологией. Чрезвычайно перспективное направление, я вам скажу… Вы не знакомы с ним?

– Нет, не довелось…

– Ну, хорошо, голубчик… Познакомлю, наверстаете. До вечера.

****

– Все страньше и страньше, как сказала бы Алиса… – Пробормотала Холмс. – Вот тут, в его мемуарах говорится о его отце: «После его смерти моей матери была назначена персональная пенсия и за ней была пожизненно закреплена квартира при Смоленской больнице.»… Значит, он был комиссар, начальник ГубЗдравотдела… А сын сделал карьеру в Политпросвете, а если его оставили в занятом деникинцами Чернигове, то значит, что он был в ЧК…

– Вы, как хотите, ребята, – заявил вдруг Сергей, – Но дальше я в эти игры не играю… Мой руководитель – ученик Алексашина, и он меня за все эти знания по голове не погладит…

– А тебе не приходило в голову, – насмешливо прищурилась на него Холмс, – почему ни Янтовская, ни Стольман так до самой смерти и не сказали ни слова о деле Кузина, как будто дали подписку о неразглашении, причем таким людям, которые найдут на дне моря…

– Кто такая Янтовская? – Взвился я.

– Тоже интересная фигура… Политработник в Гражданскую, работник Одесского губкома, институт Красной профессуры, специализируется на философских проблемах математики, выявляет идеализм и вредительство, с тридцать первого – профессор и член математического общества, а с тридцать пятого – доктор физ-мат наук без защиты диссертации… Каково? Она прорабатывала всех учеников Кузина. Ну, с ней понятно – она умерла в Москве… Но молчание Стольмана – настораживает. Кого еще можно было бояться в Швеции семидесятых, кроме потомков борцов за пролетарское будущее человечества?

– Вы хотя бы иногда слушаете себя?! – Неожиданно взорвался Сергей. – Все это напоминает кошмарную теорию вселенского заговора…

– Ну, не более, чем фраза «Весь мир насилья мы разрушим» – Усмехнулась Холмс.