Повесть о Жене Рудневой

Пройдут года. И ужасы войны
Изгладит время в памяти моей,
Но в дружеском кругу, за праздничным столом
Мы вспомним боевые
Будни наших дней.

Дальше куплеты под гитару поет Рая:

С моря ветер веет.
Развезло дороги,
И на Южном фронте
Все сложней летать.
Про бои в Моздоке
И у Малгобека
Где-нибудь, когда-нибудь
Мы будем вспоминать.

Опять Поля:

И вспомним мы, как лунной светлой ночью
Летали мы над Тереком седым…
Большие делаем дела. Но… между прочим
Послушайте, о чем в докладах говорим:

Ночь светла. При луне

Терек виден вполне.
В эту ночь над рекой
САБы виснут толпой.

Темный лес, а в лесу

(видим мы с высоты)
Фрицы, гансы бегут,
Испугавшись, в кусты,

А есть и такие доклады,

Которым поверить бы рады,
Да слишком сомненье берет,
И думаешь: «Как она врет!»

И опять вступает Рая:

Смелых родила наша планета,
В этом ей выпала честь:
Есть бомбардиры, есть бомбардиры,
Есть бомбардиры, есть!

Если прожектор вдруг схватит друга,

Выход из этого есть!
Сверху кричит ему громко подруга:
— Кто на рожон велел лезть?

Братик мой милый, тебе очень трудно,

Знаю, на помощь спешу
И с высоты в две тысячи метров
САБом тебе посвечу.

Если ж подруге приходится туго,

Братики выручат тут.
И с высоты в три тысячи метров
Очередь Шкассом дадут.

«Братики» довольны, им лестно, что их не забыли.

Командир дивизии наклоняется к сидящему недалеко майору Бочарову:

— Понял? Учитывай критику.

Прошел год с того дня, как Женя покинула дом и университет. Тогда, уезжая в армию, она испытывала новое чувство облегчения и отстраненности от прошлого, она решительно меняла курс своей жизни, порывала с привычным бытом, со всем, что было налажено, ждала встречи с неизвестным. Но вот и фронтовое ее бытие стало привычкой, стали обычными ночные вылеты, разборы полетов, дивизионные теоретические конференции по штурманскому делу. Поразительная история: она, Женя Руднева, ни разу за свои 20 лет близко не видавшая самолет, выступает теперь на этих конференциях с докладами, и ее слушают специалисты, штурманы-мужчины. И это тоже стало буднями. Она привыкла к своему армейскому состоянию, к тому, что она младший лейтенант авиации, орденоносец. Она привыкла к новым фронтовым условиям.

Теперь все чаще стали приходить на память эпизоды из ее беззаботной довоенной жизни. Самыми крупными ее переживаниями тогда были экзамены. Что и говорить: хорошо жилось до войны! В сущности теперь она рискует собою ради того, чтобы вернулось все мирное, чтобы самой возвратиться в университет, к любимой астрономии. Все, от чего она, разорвав, казалось, старые связи, уезжала год назад, теперь возвращалось к ней в мыслях, напоминало о себе самым неожиданным образом.

Как-то в газете она прочитала статью, где сообщалось о разгроме фашистами Пулковской обсерватории. В тишине общежития (все спали) взволнованная до крайности Женя села писать своему старому университетскому преподавателю, профессору С. Н. Блажко.