Повесть об Атлантиде и рассказы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху. Этот звон то затихает, то усиливается, пока глаза не начинают слипаться… И вот уж лень шевельнуть рукой и прикрыть глаза от солнца.

— А хорошо бы всегда так. Чтобы лето… Чтобы можно было идти, куда хочешь и плыть, куда хочешь, — сказал Юрка. — Я вот, когда вырасту, буду путешествовать. Год работать, год путешествовать.

— Всегда нельзя, — отозвался Петька. — Вырастешь — и все кончится. Я дальше седьмого класса учиться не буду. Пойду к рыбакам. Значит, и каникул у меня больше не будет.

— Ты же в летную школу хотел.

— Мало ли что хотел. Трудно матери. У меня вон Сенька — ему шесть лет всего.

— А может быть, мы на самом деле найдем что-нибудь, — сонным голосом проговорил Димка, — город старинный или… слоновую кость… Дадут премию. Тогда я в Закарпатье уеду, там фруктов полно…

— Я бы тоже уехал, — сказал Петька, — да разве с моими двинешься. Скучно у нас, ребята, в Усть-Каменске, верно? В других местах и люди какие-то другие. Читаешь книгу и видишь, все не так, лучше как-то, красивей. А вот о нас, например, можно бы книгу написать? Ну, про наш поселок, про нашу жизнь…

— Навряд ли… — ответил Юрка.

— И я думаю, что нет, — продолжал Петька. — Мы от всех на отшибе. Это так называется — город. А промышленности никакой, только рыба да лес. И пароходы — раз в неделю. И зима — полгода. А где это Закарпатье, Дим?

Но Димка не ответил. Он спал.

А Петька не мог спать. Он был не слишком разговорчив — дерзкий, упрямый Петька, — но сейчас он с особенной остротой почувствовал, что лето и тишина — все это временное. Еще год — и он перейдет в восьмой класс, но дальше учиться не станет, пойдет работать. И тогда уже каникул не будет. Петька рано научился думать. Он был горд и упрям.

— А в летную школу меня бы приняли, — говорил Петька. — У меня здоровье — сто процентов. Только туда после десятилетки принимают. А может, есть такие школы, что после семи классов?.. Слышишь, Юрка?

Но и Юрка уже спал. Он прижался щекой к горячему камню, и на лбу его выступили капли пота. Петька поднялся, взял черпак и принялся вычерпывать воду из лодки.

Ребята проспали часа полтора. Проснувшись, они увидели Петьку сидящим на камне. Около него болталась в воде связка рыбы.

— Клюет?

— Штук тридцать… Здорово клюет! На ужин уху сварим, только чистить сами будете.

— Сравнил! — возразил Димка. — Ловить — это удовольствие, а чистить — работа. Я бы тоже мог ловить сколько хочешь.

Петька свернул удочку.

— Надо плыть.

— А может быть, половим?

— Всю не выловишь, — степенно сказал Петька. — К вечеру нужно домой успеть, а то в другой раз не пустят. Отчаливай!

И снова медленно, вздрагивая под напором быстрого течения, потащилась вверх лодка, похожая на дольку апельсина.

Было уже часов шесть, когда из-за поворота показался остров. Он стоял посреди реки, огражденный барьером из камней. На дальнем конце его виднелся утес, по склону которого карабкались вверх точеные стволы сосен.

Вогнав лодку между камнями, ребята поднялись на вершину утеса. Он круто обрывался к воде. Река, плавно извиваясь, приносила к подножию утеса темную воду, но, поравнявшись с островом, река начинала играть золотыми искрами, а на закате она превращалась в широкую огненную ленту.

— Это будет наш остров, — сказал Юрка. — Мы назовем его Азоридой. Мы первые его открыли.

— Давайте ставить палатку, — распорядился Петька. — Поздно уже, домой пора. А завтра вернемся. Никто ее тут не возьмет.

Ребята спустились вниз и, сев в лодку, переплыли протоку. Димка остался у лодки. Юрка и Петька поднялись по откосу за еловыми лапами — на подстилку. На острове не было елей.

Они поверху прошли немного вдоль берега и вдруг увидели девочку. Она сидела у воды, подтянув колени к подбородку. Она не шевелилась, и сначала ребята подумали, что это просто обломок камня. Петька первый разглядел ватник, накинутый на плечи, и толстую светлую косу, перевязанную зеленой лентой.

— Та самая, — удивился он, — помнишь? На пароходе приплыла. «Телка». Чего она тут сидит?

Действительно, странно было здесь, вдали от жилья встретить человека, который не тащил лодку, не нес на плече ружье, а просто сидел и смотрел на воду.

— Она нас не видит, — Петька перешел на шепот. — Давай ее напугаем.

— А как?

Петька огляделся. На краю откоса лежал пень, вынесенный половодьем.

— Давай на нее топляк спустим!

— Расшибет…

— Ничего не расшибет. Что она, — дура? Увидит — отскочит. Тут метров пятьдесят; он долго будет катиться. Да мы еще крикнем…

Юрка улыбнулся. И правда, — что здесь страшного? А девчонка, видно, зазнайка, попугать не вредно.

Ребята раскачали пень, навалились и спустили его вниз. Он покатился сначала медленно, неуклюже переваливаясь с боку на бок, потом пошел быстрее, быстрее, толкаясь пружинящими корнями, подскакивал, распластываясь в воздухе, как громадный паук.

— Э-э-й! Берегись!