Филин дважды яростно хлопнул своими огромными крыльями.
Плут откашлялся и пересказал профессору свою историю, которую уже успели выслушать Пышка и Табиса, — правда, на этот раз, под пронзительным немигающим взглядом филина, пес чувствовал себя неуютно и голос его звучал не слишком уверенно, чтобы не сказать робко. Наконец он завершил рассказ, облегченно вздохнул и сел на задние лапы.
Наступила долгая тишина. Вдали прокричал другой филин, помельче, а по соседству пара лягушек обменялась взаимными оскорблениями. Наконец профессор заговорил.
Он распахнул свои профессорские крылья, оглушительно хлопнул ими и взмыл в ночное небо над Остролистным холмом. В течение нескольких часов парил он над склонами холмов и долинами, высматривая пять пропавших хердуиков, но, к крайнему своему недовольству и удивлению, преуспел в этих поисках ничуть не более, чем деревенские кошки и пес: сколько ни напрягал он зрение, овец нигде не было видно.
В конце концов он утешил себя, набросившись с яростью (совершенно неуместной) на юную неосторожную полевку, которая по неопытности забралась слишком далеко от своей норки под камнем. Добычу он доставил в свое жилище в полом стволе бука. От других буков Кукушкина леса он отличался огромными размерами и наличием таблички, которая висела над низенькой дверью у основания дерева:
Г. Н. ФИЛИН, Д-Р ФИЛ.
НИЗАВИСИМЫЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ
БИРИГИТЕ ГОЛАВУ!
Дверь и лестница внутри ствола предназначались для удобства тех гостей профессора, которые не обладали способностью летать, сам же он редко ими пользовался. Вот и сейчас он просто влетел в свою гостиную, расположенную довольно высоко над мшистым полом, расстелил белоснежную скатерть и накрыл стол самым тщательным образом, не пожалев своего лучшего фарфора, серебряных приборов и хрусталя. Затем он зажег толстую восковую свечу, налил себе стакан бузинного вина и сел к столу, дабы насладиться приятным полуночным ужином из свежей полевки, баночки сардин, дюжины маринованных яиц и сливочного крекера.
Завершив эту изысканную трапезу, профессор удалился в библиотеку, где разыскал научный труд, который уже читал около года назад, — «Пагубное воздействие мышей-полевок (Microtus agrestis) на растительность Озерного края». Автор работы утверждал, что полевки наносят ущерб местным лугам, поскольку перекапывают дерн, обнажая корни травы, и приходил к выводу, что увеличение популяции полевок может привести к полному и быстрому уничтожению лугов.
«Очень хорошо, — с удовлетворением отметил про себя Галилео Ньютон, возвращая книгу на полку и собираясь подняться в обсерваторию, чтобы по обыкновению предаться ночному наблюдению за светилами, — очень хорошо, что ему удалось хотя бы на одну особь уменьшить популяцию зловредных полевок. Завтра он, пожалуй, поужинает двумя полевками, но уже обойдется без сардин».