Повесть об Остролистном холме

— Все это очень странно, — сказал Уилл. — Капитан Вудкок, например, уверял меня, что ничего не заметил. Правда, он был занят Огденом, а в конюшне творилось Бог знает что — люди метались и кричали, все хотели как можно скорей выбраться на улицу. К тому же там было довольно темно, и этого зверька я заметил по чистой случайности. — Хилис улыбнулся. — Уж не герой ли он вашей следующей книги?

— Нет, — ответила мисс Поттер, немного волнуясь. — Следующая книга будет о трех непослушных котятах. Они потеряли свои платьица и очень огорчили маму. — Беатрикс покраснела и отвела глаза. — Мои герои не блещут глубиной характера, а сюжеты — сложностью. Я пишу для маленьких детей, а они любят читать про озорных зверьков, которые попадают в разные неприятности. Это чтение не назовешь захватывающим.

— Дети с радостью прочли бы историю про меня, даже не сомневайтесь, — решительно вступил в разговор Грошик. — Вот это будет захватывающим чтением! Напишите про Большой Барсучник — потрясающий дом под землей, ему конца и края нет. Ну и про горсточку счастливцев, конечно, и про спасение юной девы из беды. Да от такой книги не оторвешься!

— Я знаю о ваших детских книжках, — сказал Уилл, не понимая, почему мисс Поттер говорит о них, словно извиняясь. Ведь ей известно, какую радость доставляют они детям. — Мои юные родственники от них в полном восторге, — продолжал он. — Они бы мне страшно позавидовали, когда б узнали, что я видел ваши рисунки еще до того, как они попали в книгу. Вы не откажетесь мне их как-нибудь показать? — Заметив, что Беатрикс колеблется — уж не смеется ли он над ней, — Уилл добавил: — Хотя бы как награду за спасение вашей морской свинки.

— Ну разумеется. — Она подняла на него блестящие голубые глаза. — Конечно, Грошик — всего лишь морская свинка, — сказала она, понизив голос, — но у меня особое отношение ко всем моим животным. Кэролайн очень обрадуется, что Грошик спасен — ведь она так переживала, когда он потерялся. Спасибо вам, мистер Хилис. — И Беатрикс поцеловала оранжевую головку. — Нам нужно отпраздновать это событие.

Этим утром и в Большом Барсучнике была причина для торжества. К обеденному столу добавили секцию, в трапезную внесли еще две скамейки, соответственно увеличили количество тарелок, чашек, ножей и вилок. Оглядев стол, Босуорт с удовлетворением отметил, что несколько крыс из дозорного отряда остались в гостинице, что количество ежей увеличилось с одного до трех и что Петрушка сидит в окружении кротов, которые, положив себе по двойной порции сосисок, наперебой рассказывают ей о вчерашних приключениях.

Но более всего сердце Босуорта радовалось тому, что за столом Большого Барсучника теперь сидят не два барсука (он сам и юная Петрушка), а целых четыре! Ибо прошлой ночью, в результате этого поразительного, невероятного, захватывающего похода к месту барсучьих боев, им удалось спасти обе жертвы похищения — Примулу и ее дочурку Ромашку, — которым грозила мучительная смерть.

Но и это еще не все.

Когда измученные животные вернулись наконец в Большой Барсучник, Примула и Петрушка уложили Ромашку в постель, не забыв дать малышке ложечку меда и положить грелку к озябшим задним лапам. Остальные же — две лисы, кроты, крысы, горностаи и ласки — открыли кувшин бузинного вина и дружно выпили его, удобно устроившись перед камином в гостиной, под снисходительными взглядами предков Босуорта, устремленными на пирующих из золоченых рам.

Наступила полночь, а они вновь и вновь переживали восхитительные подробности Великого Похода (так с той поры стало именоваться это событие): вспоминали, как призвал их к атаке пронзительный свисток констебля — словно боевая труба дала сигнал идти в наступление; как лавиной спустились они с холма и, презрев опасность, ворвались в конюшню; как хватали за лодыжки перепуганных людей и впивались зубами в хвосты трусливых собак — да, да! и в хвост свирепого Мясника тоже; как ловко открыли клетки и освободили плененных крыс и как повалили ограду вокруг арены, чтобы Примула с дочкой могли убежать.

Они как раз открыли второй кувшин, чтобы освежить в памяти долгий путь назад, к Остролистному холму — тяжелый подъем, грозные тени Кукушкина леса, переправу по шаткому стволу над бездонной пропастью, ревущий ручей, который пришлось преодолеть вброд, — когда трижды прозвонил колокольчик у парадного входа. Поскольку Метелка и Шваберка уже легли, сам Босуорт, весьма недовольный, что его оторвали от приятной компании у камина, сунул лапы в домашние туфли, взял свечу и отправился открывать дверь.

Отодвинув засов, он сначала лишь слегка приоткрыл створку.