Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, выступившая с чтением «Ответа матери», тоже разволновалась и, не закончив, оборвала чтение.
Сотни почитателей провожали Есенина до Ваганьковского кладбища, где словно поджидали его ушедшие ранее Неверов и Ширяевец. Движение на улицах прекращалось, пропуская процессию, пестревшую венками и алыми знаменами. Покрытое облаками небо плакало холодным дождем. По канавам шумели потоки мутной воды. Мы с отцом шли в обуви, заимствованной у Ивановых, потому что прибыли в Москву в морозный день, одетые по-зимнему. На какой-то улице повстречались с Вересаевым, пошли рядом. Немного не дойдя до кладбища, Вересаев остановился и сказал: «Нет, Иван Петрович, я вернусь, могу заболеть». Мы простились. Это была последняя встреча с Вересаевым.
На кладбище снова звучали прочувствованные речи и стихи. Мать Есенина, простая крестьянка, громко и неутешно рыдала и по-деревенски причитала над гробом сына. После скорбных маршей, при звуках которых знамена преклоняли к гробу, земля приняла поэта.
…Еще из далекой Кежмы, с берегов Ангары, Малютин в 1946 году написал Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник, а летом следующего года, зайдя на ее квартиру, восхищался необычайным книжным богатством, которое размещалось в шкафах, на полках, тумбочках, стульях и даже на полу. Приковывали взор и портреты великих деятелей культуры, бюсты Данте, Сервантеса, Шекспира, прадеда хозяйки М. С. Щепкина. Овдовев в 1939 году, Татьяна Львовна жила вместе с другой старушкой — Маргаритой Николаевной Зелениной, дочерью гениальной русской актрисы М. Н. Ермоловой. Женщины ласково встретили гостя из суровой Сибири. Маргарита Николаевна, которую Щепкина называла своим «ангелом-хранителем», приготовила кофе, закуски и куда-то отлучилась. А Татьяна Львовна, угощая сибиряка, расспрашивала о скитаниях по Сибири, о литературных делах и сама с увлечением рассказывала о встречах с А. М. Горьким, об артистическом мире и своих творческих планах.
Этот день Малютин считал счастливым. Ведь в его семье знали и глубоко чтили Татьяну Львовну, декламировали и пели ее чудесное стихотворение «На родине», вошедшее в поэзию освободительной борьбы начала XX века. Наряду со стихами Пушкина и Лермонтова, эту песню напевала, укладывая детей в постель, наша мать. Всех бесконечно волновала судьба погибшей в «Кровавое воскресенье» рабочей семьи.
1 декабря 1948 года Щепкина надписала на своей новой книге «Театр в моей жизни»:
«Уважаемому И. П. Малютину с его милой бабушкой, чтобы читать зимними вечерами — от автора. Счастливого нового года!»
Перед самым праздником этот подарок пришел в Енисейск.
Будучи в 1952 году в столице, Малютин заглянул к Татьяне Львовне, но она находилась на даче и притом была нездорова. 12 сентября отец писал Н. Вирте:
«Июнь, июль и август я прогулял в Москве и около Москвы. Все было для меня чрезвычайно интересно. Это были какие-то курсы по культуроведению. Семь раз был в театрах, шли переводы Щепкиной-Куперник: «Рюи-Блаз», «Сирано де Бержерак», «Учитель танцев», «Девушка с кувшином», «Дама-невидимка»… Затем в планетарии пять раз, в музеях десятки раз, в зоопарке, в Третьяковке, в Останкине, Старой Рузе, Новой Рузе, Дмитрове, Ярославле, Томилине, Болшеве, на Ваганьковском, Пятницком и Новодевичьем кладбищах».
С Татьяной Львовной так и не увиделся: неожиданно замолк человек, которого Малютин называл «человеком-песней». Услышав об этом по радио, он еще успел на гражданскую панихиду и проводил мудрую русскую женщину в последний путь. О своей скорби отец писал из Челябинска Маргарите Николаевне: