— «Государство и революция». Первое издание, получил лично от Владимира Ильича, — с гордостью сказал он. — Так вот, здесь четко сказано: революция даст гигантское развитие производительных сил, но… — Петровский спустил очки со лба и прочитал вслух: — Но как скоро пойдет это развитие дальше, как скоро дойдет оно… до уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом, до превращения труда в «первую жизненную потребность», этого мы не знаем и знать не можем! Заметьте, молодой человек, — не можем! А это значит, что образование идеальной социальной среды — дело огромного труда многих поколений! Поэтому оставим маниловщину и будем трудиться во имя будущего…
— Я представляю себе так, что к охране порядка нужно привлечь рабочих, — сказал Сергеев.
— Правильно думаете, — кивнул Петровский. — По-ленински. Отряды вооруженной рабочей милиции — это раз. Сыскная милиция, в которой тоже должны быть преимущественно рабочие, — это два.
— Сыскная? — переспросил Сергеев. — Плохо… Мерзкие воспоминания…
— Ассоциации, вы хотите сказать, — улыбнулся Петровский. — А если, скажем, не сыскная, а уголовный розыск? Как?
— Неплохо, — кивнул Сергеев. — А тех, кто служил царю, бывших, одним словом, — их куда?
— Бывших? — Петровский задумался на мгновение. — А что? Разве они не обязаны поделиться с нами своими знаниями? Обязаны! Уверен, что найдутся и добровольцы. Вот на них в известном смысле и обопритесь вначале. Есть у вас человек, которого можно поставить во главе этого дела?
— Есть, — не задумываясь, ответил Сергеев. — Только вот чего я не знаю… Чем должен заниматься этот уголовный розыск?
— Искать преступников, — Петровский посмотрел из-под очков.
— А как?
— Вопрос серьезный. Думаю, что рано или поздно вы на него ответите. Только помните: чем раньше, тем лучше.
Сергеев пришел к Бушмакину поздно вечером. Коля, Маруська и Бушмакин сидели за столом и пили чай.
— Степан Петрович! — обрадовался Бушмакин. — Милости просим! Маруська, чашку гостю! Только не взыщите — хлеба нет. Съели.
— Разговор у меня к вам, — Сергеев сел за стол и пустил ложечку в коричневую, мутную жидкость — чай был морковный.
— Понятно, — кивнул Бушмакин. — А ну, молодежь, прогуляйтесь.
Коля и Маруська обиженно поплелись к дверям. Неожиданно Сергеев сказал:
— Разговор их тоже касается. Тут дело такое… Преступников мы, конечно, ловим… Но уж, честно сказать, только тех, которые сами попадаются. А вот при царе, если помните, была специальная организация — сыскная полиция.
— Помню, — кивнул Бушмакин. — На Гороховой помещалась.
— Так вот, сыскная полиция существовала для того, чтобы… как бы это объяснить… Ну, чтобы быть в курсе всех дел преступного мира и вовремя эти дела пресекать. Скажем, наметили воры магазин Елисеева обчистить, а там уже засада, ясно?
— Ясно-то ясно, — Бушмакин подозрительно всматривался в лицо Сергеева. — Только зачем вы это все нам излагаете?
— А затем, товарищ Бушмакин, — Сергеев не отвел взгляда, — что партия поручает вам организовать и возглавить петроградскую сыскную милицию — уголовный розыск.
— Мне?! — Бушмакин вскочил. — Мне?
Коля и Маруська восторженно переглянулись.
— Так это же… Это же здорово! — сказал Коля.
— Вы теперь вроде околоточного будете? — не выдержала ехидная Маруська. — С пузом?
— Шутки в сторону, — нахмурился Сергеев. — Прошу не ахать и не восклицать. Возьмите людей, кого сочтете нужным, и марш на Гороховую. Кто из старых работников захочет остаться, пусть работает. Кто не захочет — скатертью дорога! Запачканных контриков удалять безжалостно. Завтра с утра и начнете.
— Постойте, постойте… — Бушмакин никак не мог прийти в себя. — Что такое, скажем, шпиндель, вы знаете? А что такое аксиальная фреза?
Сергеев пожал плечами.
— А я этим всю жизнь занимаюсь! — крикнул Бушмакин. — Мое дело — токарный станок!
— А что такое дактилоскопия, вы знаете? — в свою очередь спросил Сергеев.
— Нет, — растерялся Бушмакин.
— Я тоже узнал это после первого ареста. А что касается всей жизни… Революция, Бушмакин. И наша жизнь нам больше не принадлежит.
Коля восхищенно смотрел на Сергеева.
— Я тоже хочу, — сказал он. — Только я в Питер приехал, сразу схлестнулся с этими гадами. И пошло и пошло. Я так понимаю: судьба у меня такая — им салазки загибать.
— Ну, насчет судьбы — это немарксистская точка зрения, — улыбнулся Сергеев. — А в остальном — возражений нет.
— И я не отстану! — решительно заявила Маруська. — Куда вы, — туда и я!
— Не женское это дело, — сказал Бушмакин.
Она нахально посмотрела на него:
— Вы же не захотели заниматься со мной женским делом?
— Тьфу! — в сердцах плюнул Бушмакин. — Ты ей слово, она тебе — десять!
— А что, — задумался Сергеев. — Может быть, Маруся не так уж неправа. Кем была женщина при царизме? Забавой? Рабой? А при Советской власти женщина во всем будет равна мужчине, это факт!
— Не равна, а гораздо выше! — уточнила Маруська.
— Согласен, — рассмеялся Сергеев. — Первая в мировой истории женщина-сыщик! Это же прекрасно, товарищи!