Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

— Возьмете у дежурного раскладные маузеры. Надежнее для такого дела, да и солиднее, — решил Трепанов. — Запомните: ваше дело — охрана. Все остальное сделает шофер Госбанка, он же — экспедитор, Его фамилия — Бахарев.

Гриценко, Аникин и Денисов вышли из подъезда МУРа. И тут же рядом притормозил большой черный «кадиллак» с ярко начищенным медным фонарем на капоте. За рулем сидел плотный, тщательно упакованный в кожу человек с маленькими щегольскими усиками. Заметив оперативников, спросил:

— Аникин?

— Денисов и Гриценко, — добавил Аникин. — А вы?

— Бахарев. Попрошу документы.

Он внимательно прочитал удостоверения и улыбнулся:

— Один — рядом со мной. Двое — на заднее сиденье. На обратном пути мешки с валютой — рядом со мной. Вы все — на заднем сиденье. Останавливаться, выходить из автомобиля — запрещено. Нас могут задерживать для проверки только патрули ВЧК. Опознавательный знак патруля — сигнал красным фонариком.

— Чего-то я про такой сигнал не слышал, — заметил Гриценко.

— Вы многого не слыхали, товарищ, — жестко сказал Бахарев. — Я объясняю вам, чтобы не было неожиданностей и промахов, вот и все.

— А что, разве так не видно — патруль это или кто? — удивился Аникин.

— Ну, положим, наденут бандиты нечто вроде нашей формы — поди узнай, — сказал Денисов. — Видимо, есть договоренность о спецсигнализаций в таких случаях.

— Совершенно верно, — подтвердил Бахарев. — Готовы? Тогда поехали.

…Почтовый вагон стоял далеко от здания вокзала, в тупике. Начальник вагона заглянул в кабину автомобиля, спросил:

— Охрана на месте?

Убедившись, что все в порядке, разрешил грузить.

Аникин с уважением посмотрел на два тощих мешка, спросил:

— И вот здесь целых три миллиона?

— Представьте себе, — сказал Бахарев. — Двинулись, товарищи. Прошу быть внимательными.

…Выехали на 2-ю Брестскую, пересекли Садовую. В лобовое стекло бил мокрый снег, и Бахарев все время притормаживал: слепило. На пересечении Большой и Малой Бронных путь автомобилю преградили вооруженные люди.

Мигнул красный фонарик.

— Патруль ВЧК, — обернулся к своим пассажирам Бахарев.

— Вижу, — Гриценко щелкнул крышкой кобуры. — Тормози…

Старший патруля — среднего роста, в традиционной кожаной куртке, фуражке со звездочкой, с большими, немигающими глазами и огромным, как у лягушки ртом (это почему-то сразу же отметил Гриценко) поднял руку:

— Стой! Документы!

— Сначала — вы, — потребовал Гриценко.

Остальные чекисты окружили автомобиль и молча ждали окончания проверки.

Старший улыбнулся и протянул красную книжечку.

— Плавский Борис Емельянович является сотрудником Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, — прочитал Гриценко. — А мы из МУРа, товарищ… Сопровождаем валюту в банк.

— Много? — снова улыбнулся Плавский, пряча удостоверение в карман.

— Сколько надо, столько и везем, — хмуро отозвался Бахарев.

— Серьезный товарищ, — усмехнулся второй чекист — усатый, в низко надвинутой на лоб фуражке. И снова Гриценко машинально про себя отметил, что у этого чекиста на фуражке нет звездочки…

— Ну-ка, паря, приоткрой стекло побольше, посмотрю, — сказал второй.

Денисов, он сидел у дверцы, опустил боковое стекло. И в то же мгновение Бахарев обернулся и выстрелил в Гриценко и Аникина. А бандит в фуражке без звездочки почти одновременно застрелил Денисова.

Трупы вышвырнули на мостовую.

— Куда теперь? — спросил Бахарев.

— Пока по щелям, — сказал бандит, осматривая мешки. Вскрыл один из них, высыпал на сиденье плотные пачки денег… — Пошел! — заорал он и тут же схватил Бахарева за плечо: — Постой…

Он вышел из автомобиля, достал из бумажника визитную карточку: «Берендей Васильевич Кутьков, вор в законе», улыбнулся каким-то своим мыслям и бросил карточку на грудь убитого Денисова.

Автомобиль скрылся за снежной пеленой.

Коля вошел в дежурную часть МУРа в тот момент, когда помощник начальника Никифоров — красивый, рослый парень лет двадцати двух, в офицерском френче с огромными накладными карманами, произносил траурную речь. Коля остановился на пороге и увидел три грубо сколоченных гроба, которые стояли на табуретках. Гробы были закрыты, и Коля сразу же подумал, что, наверное, лица погибших сильно изуродованы. На крышке каждого гроба лежала синяя форменная фуражка, в изголовье стоял почетный караул.

— Злодейская рука преступного мира оборвала светлую жизнь наших боевых товарищей, — говорил между тем Никифоров. — Нет больше среди нас Аникина, Гриценко и Денисова. Возможно, что завтра мы вновь не досчитаемся кого-нибудь. Сломит ли это наш боевой дух, нашу веру в правоту общего дела? Нет, не сломит! Бандиты стреляли в Ленина, стреляли подло, из-за угла… Но разве сдался товарищ Ленин? Разве может сдаться революция? Никакой пощады преступному миру, все отдадим борьбе, а если понадобится, — и саму жизнь… — Никифоров надел фуражку и хрипло запел «Интернационал». Присутствующие подхватили. Коля пел вместе со всеми…

— Ну что ж… — Никифоров опустил голову. — Выносите.

Заметив Колю, он подошел к нему:

— Тебе чего?

Прочитав командировочное предписание, сказал:

— Афиноген, разберись… — И выскочил из дежурки, давясь от рыданий.