Вернулся из ресторана Виктор, устало опустился в кресло.
– Бригаду я в основном отпустил, – сказал он, закуривая. – Такая чушь.
– А если подробнее?
– А подробнее – так этот Смирнов – элементарный курощуп, вот и все! Весь вечер ходил от столика к столику, приставал к женщинам. Все его отшивали, а напоследок ему повезло: клюнула одна. Сейчас они в его квартире. Патефон играет, Лещенко «У самовара я и моя Маша» поет. Смирнов с дамочкой целуются. Внизу, на улице, слышно. Я двух человек на всякий случай оставил – мало ли что.
– Что у нас со скупщиками?
– Наши, московские, в основном сидят по тюрьмам. А те, что на свободе, либо отошли от дел, либо мелковаты – такую сделку не потянут. Из других городов сообщений пока нет.
– Есть, – сказал Коля. – Читай…
В телеграмме Ленинградского уголовного розыска стояло: «На ваш № 183 сообщаем: Магницкий Иван Карлович, 1870 года рождения, ранее неоднократно судимый за скупку и перепродажу золота и драгкамней, освободился из мест заключения 22 мая прошлого года, выехал сегодня в Москву, поезд 1, вагон 8, место 3. Особые приметы: левая нога сломана; хромает. Компрматериалы: купил 40 граммов золотой фольги у Воробьева на ювелирфабрике и 20 граммов платины у коллекционера Грушевского. Цель поездки по предположению нашего источника – закупка крупной партии золота и драгоценностей».
– Что решим? – Коля убрал телеграмму в сейф.
– По-моему, нужно Магницкого встретить, – сказал Миша. – И посмотреть за ним. А там видно будет.
– Это неактивно, – поморщился Олег. – Но лучшего, – он развел руками, – придумать не могу.
– Если бы у нас было время на подготовку, – сказал Виктор, – я бы предложил… проникнуть в банду. Вместо Магницкого.
– А я предлагаю сделать это вместе с Магницким, – спокойно сказал Коля. – Если, конечно, мы на правильном пути. – Он снял трубку телефона: – Дежурную «эмку» – к подъезду. – Коля посмотрел на часы. – Попробуем перехватить поезд где-нибудь у Калинина.
– А почему нельзя утром, на вокзале? – удивился Миша.
– Потому что Магницкого будем встречать не только мы, – снисходительно объяснил Олег.
…«Эмка» миновала «Сокол» и, увеличивая скорость, помчалась по Ленинградскому шоссе. Свет фар вырывал из темноты деревья, редкие домики. Покачиваясь на мягком сиденье, Коля погрузился в полусон. Вот как она складывается, жизнь! Как это у Маяковского? «С пулей встань, с винтовкой ложись». Дети давно уже спрашивают: а что такое гражданская война? И мамы этих детей уверены, что теперь стреляют только в тире, из пневматических ружей. Их называют «духовые». Люди спокойно ходят в театр, в кино. Сердятся на милиционеров, которые штрафуют за неправильный переход улицы. Наверное, большинство так и думает – милиция существует, чтобы переходили улицу в положенных местах. Даже Маяковский написал: «жезлом правит, чтоб вправо шел. Пойду направо – очень хорошо!» Коля улыбнулся сквозь дремоту: вот ведь – профессия! Никто о ней ничего толком не знает, сплошной секрет. Мало кто любит ее – да что там – любит! С элементарным уважением мало кто относится, вот в чем беда! Плохо у нас пропагандируют хорошее. Нагрубит кому-нибудь участковый – сразу узнает вся улица, весь квартал. И сразу – поток писем. А погибнет в схватке с бандитами милиционер или оперативный работник – о многом ли узнаешь из скупых строчек Указа. «За мужество и героизм, проявленные при задержании особо опасного преступника, наградить… посмертно».
«Эмку» встряхнуло. Коля посмотрел на часы.
– Сколько до Клина?
– Километров двадцать, – отозвался шофер.
– Можем не успеть, – заметил Олег.
– В первый раз, что ли? – лениво протянул шофер. – Будем тютелька в тютельку.
Шофер прибавил газ, и Коля снова погрузился в полудремоту. Вспомнился Агеев – парень с трудной судьбой, измотанный, нервный. Надо же! Захотел человек сойти с кривой дорожки – и тут же подкараулили его бывшие дружки, отомстили. Сложное это дело – взаимоотношения в воровской среде. Видимость какой-то морали, каких-то законов, а на деле всем движет право сильного, волчье право. Прячутся, конспирируются, иногда довольно умело, – как с ними бороться? На следствии по делу министров бывшего царского правительства кто-то из обвиняемых остроумно заметил, что против тайно совершаемых преступлений бороться только гласными, открытыми средствами невозможно. Это правильно. Мы тоже, несмотря ни на что, теперь не можем, да и никогда не сможем бороться с преступниками только открыто. Что бы там ни говорили чистоплюи и псевдоморалисты. Нет ничего плохого, ничего аморального в том, что бывший вор Агеев, оставаясь в среде бывших своих сотоварищей, пытался разрушить их преступное сообщество, разложить его изнутри и тем самым спасти всех от тюрьмы и краха. Почему же так живуче отвратительное жандармское слово «сексот»? Не потому ли, что мы боимся подчас чистоты и правды в деле, которое исстари и, конечно же, несправедливо принято считать грязным. А ведь Агеев погиб на боевом посту. Геройски погиб, защищая народное достояние. Только о нем не напишут в газетах, и орденом его не наградят.
«Эмку» встряхнуло, взвыл мотор.