– Неужели жизнь человека дешевле этой мишуры? – тихо спросил Колычев.
– А… Елизавета Меркурьевна? Жена ваша? – уже сдаваясь, спросил Бушмакин.
– Елизавета Меркурьевна произнесла по этому поводу те самые слова, которые я только что вам процитировал, – витиевато сказал Колычев.
Коля пришел домой и без сил повалился на диван. Маша вытащила у него из-за пояса кольт, положила на подоконник. В дверь заглянул Ганушкин, вслед за ним – Тая.
– Вот какое дело, – сказал Ганушкин виновато. – Я, конечно, понимаю, но жизнь – она свое берет. Ты, Маша, сказала уже?
– Нет, – Маша отрицательно покачала головой. – Ему не до меня…
– Что такое? – безразлично спросил Коля.
– Да исполком комнату Бирюкова решил вам отдать, – выпалила Тая. – Вот радость-то!
– А Егор Кузьмич намекнул мне, что у них с Таей ожидается прибавление семейства, – улыбнулась Маша.
– Ну и берите эту комнату! – почему-то обрадовался Коля. – Нам она все равно ни к чему.
– А если у вас дети будут? – неуверенно сказал Ганушкин.
– У нас? – грустно произнесла Маша. – Вы, как говорила одна моя знакомая дама, с меня смеетесь!
– Ни к чему нам дети, – буркнул Коля. – Пока ни к чему, – поправился он. – Вот построим новое общество – тогда.
– Бабы – они при любом обществе хотят рожать, – саркастически заметила Тая.
– Будет, будет тебе, – оборвал ее Ганушкин. – Лучше скажи спасибо Николаю и Маше и айда – им отдохнуть надо.
– Покой нам только снится, – вздохнула Маша.
Ганушкины ушли. Маша села рядом с Колей на диван:
– Когда мы последний раз виделись, горе мое?
– Позавчера, кажется, – виновато сказал Коля. – Или нет?
– Господи, – Маша погладила его по голове. – Я все время задаю себе вопрос: зачем мне такой муж, как ты? Есть будешь? – Она открыла деревянный, некрашеный шкафчик, поставила на стол хлеб, картошку и лук. Коля подошел к столу, отломил кусок хлеба.
– Ты на меня обиделась? Когда я о детях сказал?
– Нет. – Маша отвела глаза. – Я понимаю…
– Обиделась, – кивнул Коля. – Ты вот что пойми: меня могут убить в любую секунду. Я знаю, что слабая женщина сказала бы: «Умрешь ты, останется твой сын, твое продолжение». А ты что скажешь?
– «Женщина для мужчины – цель. Мужчина для женщины – средство», – процитировала Маша. – Так утверждал, один философ.
– Какое средство? – не понял Коля.
– Простое. – Маша улыбнулась. – Мы не можем пока еще рожать детей сами по себе… Я цель для тебя или… средство?
– Цель, Маша, и ты это знаешь. Я люблю детей, но я бы не хотел, чтобы наш ребенок остался сиротой. Мы молоды, подождем, ладно?
– Не уговаривай. – Она взъерошила ему волосы. – Я люблю тебя, Коля, тебя, а не отца своего будущего ребенка. Если бы меня сейчас слышали другие женщины, они бы сказали, что я – выродок!
Коля сжал ей руки:
– Я знаю, почему ты так говоришь. Ты обманываешь себя, и меня пытаешься обмануть – мы ведь оба больше всего на свете хотим, чтобы у нас был сын! Но ты поняла меня, и этого я никогда не забуду!
– Ешь, – Маша уткнулась в тарелку. – Поймал своего бандюгу?
– Пока еще нет. Да, у нас объявление висит – поход в кунсткамеру. Руководитель – товарищ Кондратьева М.И. Это не ты ли?
– Надо держать марку, – скромно улыбнулась Маша.
– Наши и так называют тебя «сокол наш, Марь Иванна». А ты разве сокол?
– Соколиха, – сказала Маша. – Последние несколько дней от тебя, мил друг, пахнет духами «Жасмин»… Его употребляют уличные женщины, дорогой…
– А ты откуда знаешь? – густо покраснел Коля.
– Внеси предложение установить в уголовном розыске душ. И перед уходом домой всем в обязательном порядке мыться. Особенно всяким безобразникам, вроде тебя.
– Ладно, – примирительно сказал Коля. – А насчет комнаты этой – напиши заявление в исполком: пусть Ганушкиным ее отдадут, им нужнее.
На следующее утро Коля снова переоделся и направился к Раисе.
В эти же минуты Пантелеев встретился на одной из своих конспиративных квартир с Сеней Милым.
– Есть у меня предчувствия, – сказал Пантелеев, – что этот хмырь болотный явится к Рае вот-вот… А уж через два дня – железно. Твоя задача: сесть во вторую комнату, все прослушать и запомнить. А как он от нее уйдет – проводить до укромного места и перо в бок. Только тихо.
– Об што рэчь… – лениво протянул Сеня. – Вы меня знаете, гражданин начальник. Бывший… – ухмыльнулся он.
– Ну! – Пантелеев поднял руку и хотел ударить Сеню, но натолкнулся на изучающий взгляд и раздумал. «Исполнитель нужен, – подумал Пантелеев. – Ударю, – он уйдет. Не самому же в пекло лезть. А за шуточку – придет время, я с ним сполна рассчитаюсь».
Сеня ушел от Леньки почти в тот самый момент, когда Коля покинул спецквартиру УГРО. Именно поэтому случилось так, что они чуть ли не одновременно подошли к дому Раисы, только Коля шел от Надеждинской, а Сеня – от Преображенской.
Коля первым увидел Сеню. Тот шагал вразвалку, не спеша. Коля сразу же узнал и схватился за кольт. И тут же, отпустив рукоятку револьвера, подумал: «Я переодет, он меня не узнает. Пройду за ним, а там видно будет».