Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

Радист поднял пистолет на уровень глаз и, тщательно выцеливая Колю и остальных, начал стрелять. От дымовой трубы полетели осколки кирпича. Старшина высунул было голову, но пуля с визгом прочертила по штукатурке, и старшина с уважением сказал:

— Умеет… Снять его, товарищ полковник?

— Семь, восемь… — считал Коля. — Все. Вторая обойма.

— А у него их, может, полный карман, — сказал старшина.

Радист молчал. Коля вышел из-за трубы.

— Куда вы денетесь? Ко мне! — прикрикнул он.

— Что мы с ним панькаемся, — сказал Олег. — Все равно к стенке.

— Все равно, — согласился Коля. — Но прежде он может дать важные показания.

— Сейчас сработаем, — вдруг сказал старшина и скрылся в чердачном окне. Через минуту он вернулся с бельевой веревкой в руках. Сделал скользящую петлю и направился к радисту. — Я его, как певчую птичку, изловлю. Пацаном я их с утра до вечера ловил.

— То птичку, — протянул Олег. — А это — коршун!

Старшина начал раскручивать веревку. Радист посмотрел вниз, перешагнул через низенький парапет и… исчез. Ни крика, ни звука падения. Коля и Олег переглянулись.

— Остатки рации немедленно сдать в НКВД. Шифры и документы, если при нем есть, — тоже, — распорядился Коля.

…Дробь шагов рассыпалась неровно и тревожно. Миша догнал Колю, пошел рядом. Был он молчалив и сосредоточен.

— Миша, — Коля улыбнулся, — ты знаешь, чем в данный момент я отличаюсь от тебя?

— Нет, — Воронцов удивленно посмотрел. — Чем же?

— Меня тоже осаждают дурные мысли. Только я старше и опытнее тебя, и я понимаю, что эти мысли надо гнать. Иначе плохо будет.

— Я гоню.

— К утру, если все будет спокойно, я отпущу тебя на пару часов. Мать, наверное, сама не своя?

— Она умерла неделю назад. В больнице, — спокойно сказал Воронцов. — Отец — на фронте. Спасибо, Николай Федорович. Мне некуда идти. — Он пристально посмотрел на Колю. — Вы в приметы, в сны верите?

— Нет. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Как мама умерла, я все время один и тот же сон вижу. Хоть на минуту засну и сразу вижу. Будто стою я на улице, а из нашего подъезда выходит мама. И на руках мальчишку несет. Я к ней подхожу, спрашиваю, кто это, мама? А она смотрит на меня и говорит: это ты, Миша. Разве не узнаешь? — Воронцов зябко повел плечами. — Глупый сон, правда?

Коля промолчал. Он почему-то сразу вспомнил тот день, когда погибли в Грели родители, вспомнил сон, который рассказала мать. Что ответить Воронцову? Что это просто реакция утомленного мозга? Популярно и наукообразно доказать парню, что все ерунда? Только вот как это у Шекспира? «Есть много, друг Горацио, на свете».

— Товарищ полковник! — К Коле подбежал сотрудник с пистолетом в руке. — Там, за углом, скорее!

Побежали. Уже на подходе услышали звон стекла, треск досок. Группа человек в десять разбивала витрину продовольственного магазина. Из дверей выскакивали, озираясь, первые добытчики с мешками. Бойцы окружили их, и грабители остановились, замерли, испуганно поглядывая на наведенное оружие.

— Так, — Коля обвел их взглядом. — Все положить на место.

Одна из женщин подошла вплотную:

— Моей матери восемьдесят лет, есть ей надо? Немцы на окраине, кому бережешь? На фронт надо идти, полковник. А не здесь с бабами воевать. — Она презрительно швырнула мешок с продуктами под ноги Коле.

— Воронцов, — позвал Коля. — Разыщите доски и немедленно заколотите витрину!

— Есть! — Миша ушел. Коля посмотрел на женщину, поднял мешок.

— В госпиталях — раненые, — сказал он. — Дети в детских домах. Может быть, более справедливо все это отдать им, а не пользоваться трудной минутой и грабить?

— А ну вас, — женщина вырвала мешок из рук Коли и направилась к дверям магазина. Остальные потянулись за ней. Один из мужчин сказал:

— Нет у вас такого права — отнимать. Я рабочий, и государство у нас рабочее. И все в нем — мое! Пришла пора — отдай, не греши! Если немец заберет — лучше будет?

— Немец не заберет, — сказал Коля. — Москву не сдадим.

— Сдадим не сдадим — где жратву взять? — гнул свое мужчина.

— А вы что же, под немцем, в случае чего, собираетесь остаться? — недобро прищурился Коля.

Старшина и пожилой лейтенант вывели из магазина парня лет двадцати, веснушчатого, с лихим чубом, торчащим из-под маленькой кепочки.

— Кассир убит, — доложил лейтенант. — Этот сидел под прилавком. Вот его паспорт.

— Не убивал я, не убивал! — торопливо заговорил парень. — Со мной еще двое были, сегодня встретил, ей-богу, сам их не знаю, это они кассира шлепнули, вот вам крест, начальник!

— Были тут еще двое, — подошла женщина. — Один с заячьей губой. Удрал с деньгами, сама видела. Второй, низенький, в зимней шапке, за ним побежал. Вы, полковник, не держите на меня зло. Сдуру, в общем, все вышло. Эти сопляки прибежали, а магазин закрыт, мы в очереди стоим, ждем. Орут: «Немцы, немцы, все давно сбежали, бери кто что хочет!» Ну и… соблазнились мы. От страха и растерянности, поймите.

— Всех прошу разойтись по домам! — крикнул Коля.

Подошел Воронцов, доложил:

— Все забили наглухо.

— Рудаков! — позвал Коля. — Ведите отряд. Вас, старшина, и вас, лейтенант, прошу остаться.

Отряд ушел. Коля спрятал паспорт задержанного в карман: