Читаем Повесть об уголовном розыске полностью

– Но дело, братцы, не в этом, - говорил начальник. - Вы знаете, кто такая эта Кондратьева? Ну, которую убили в поезде? Жена комиссара Кондратьева! Выхожу я от него, ломаю голову - чего это он на себя не похож - мутный весь, убитый какой-то, а секретарь посмотрел на меня и хмуро так бросил: "Мучается комиссар. Переживает. Любил он свою жену…" Какие же вы, говорит секретарь, оперативники, если столько времени до ее убийц добраться не можете? Скажу вам, братцы, - продолжал начальник, - ни в чем я не виноват, а мне стыдно и больно стало.

Санько пулей вылетел из кабинета. "Не виноват, - повторял он про себя слова начальника, - ни в чем не виноват, а стыдно и больно. Стыдно и больно ему, а он ведь честный человек. А я? Жулик я, двурушник. Зину мою хулиганье убило, выходит, и ее память я предаю, собственную шкуру спасаю. Не работа это. Пусть сажают, разжалуют, а Санько за пенсию свою совесть не продаст!" И он уже совсем было хотел немедленно идти к подполковнику Желтых и во всем признаться, но здесь ему в голову пришла новая мысль, и, всецело поддавшись ей, Санько совершил самую большую ошибку: он никуда не пошел, он решил действовать иначе. Он подумал, что признание в ошибке - это еще не устранение ошибки. Жарков на свободе, и кто знает, какие новые дела обдумывает он теперь со своими дружками. "Его надо взять, - решил Санько. - А еще лучше - понаблюдать за ним, выяснить его связи, их характер, "закрыть" все адреса, и вот тогда преподнести все это руководству. Нате, мол. Вы думали, Санько так себе? Без пяти минут пенсионер? Черта лысого! Есть еще порох у Санько!"

Как у многих старых работников, до всего доходивших собственным умом, у Санько непомерно было развито чувство профессиональной уверенности, всезнайства. Он, конечно, понимал, что установить связи Жаркова - задача тяжелая и должны ее выполнять квалифицированные профессионалы из шестого отдела управления, но он был участковым уполномоченным, работал и постигал сущность своей службы в то нелегкое для милиции время, когда не было ни лишних людей, ни образованных кадров и когда любой участковый соединял в одном лице и сотрудника наружной службы, и оперработника, и разведчика. "Хлипкий он, - думал Санько про Жаркова. - Такой стойку держать не станет. Его прижать - он наложит в штаны и выдаст всех, расскажет все, что знает. Если я буду вести за ним наблюдение, сколько времени впустую уйдет. А так - возьму его за зебры - он расколется, не пикнет". Чем ближе подходил Санько к Сандунам, тем увереннее становился. И когда он увидел Жаркова и тот бросился к нему с подобострастной улыбкой и проговорил, кланяясь: "Народу сегодня - никого! А вы, как обычно, товарищ начальник?" - Санько, сдерживая дрожь охотничьего азарта, ответил: "Как обычно, милый. Только на этот раз шесть кружек давай, жажда меня мучит". Он разделся, повесил китель в шкафчик, веревочку с ключом - на шею. Взял веник и направился к дверям парной.

– Что новенького? - спросил Жарков, улыбаясь.

– Появились в городе какие-то гады. Ты посматривай, Жарков, шепнешь, если что. Вроде они даже форму милиции носят.

– А-а, - моргнул Жарков. - Учтем. Будьте в надежности. Вы сколько нынче париться рассчитываете?

– Минут десять, - ответил Санько и тут же вспомнил, что этот вопрос Жарков задавал ему каждый раз. "Время рассчитывал, - догадался Санько. - Эх, лопух-лопух ты, товарищ старший лейтенант. Ну, ничего. Смеется последний, гражданин Жарков. Последний…" - он скрылся в облаке пара.

…Когда через полторы минуты Санько появился в раздевалке, Жарков сидел на лавочке и спокойно рассматривал фотографии - свою и своих сообщников. Увидев Санько, он не торопясь положил фотографии в карман саньковского кителя.

– Похоже вышло. Научились ваши кое-чему.

– Ты, милый, не вздумай убегать, - сказал Санько на всякий случай. - Внизу оперативники, все ходы-выходы тебе перекрыты.

– Куда уж, - вздохнул Жарков. - Мы понимаем. Что же теперь будет, гражданин старший лейтенант?

– Что будет? - переспросил Санько, натягивая сапоги. - А ничего. Пойдем в управление, дашь показания, поможешь ликвидировать своих дружков. Если все получится в лучшем виде - можешь рассчитывать на снисхождение.

– Это значит - вместо вышки - четвертной? - усмехнулся Жарков. - Эхма…

– Да все лучше, чем пеплом над землей разлететься, - ответил Санько. - Тебе сколько?

– Сорок, - снова вздохнул Жарков.

– Ну будет шестьдесят пять. Возраст, конечно, да ведь ты сам виноват. Пошли.

На улице Санько остановился.

– Ты иди впереди. Иди спокойно, не шебути. Пуля, брат, все равно догонит.

– Все равно, - согласился Жарков. - Я понимаю, может, на троллейбус сядем? Тут до Петровки четыре остановки.

– Пешком надёжнее. Ты иди и рассказывай. Кто еще у вас в банде?

– Всего пятеро. Тот, что ваше удостоверение имеет, "Санько", значит… - Жарков усмехнулся. - Он человек веселый, в оркестре играет, на трубе… Ну, Тишкова вы знаете. Ну - я… Еще один есть, его не знаю. Все, кроме трубача и меня, без определенки! Главный - Штихель. Его ни разу не видал.

– Где же ваша хаза?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза