Читаем Повесть об уголовном розыске полностью

– Будем думать, - сказал Николай Федорович. - А теперь - как договорились, за дело.

Лабковский был окрылен разговором с Николаем Федоровичем. Но самого главного он все же не сказал. Он не сказал, что уже в течение нескольких недель наблюдал за Пашутиным и Бородаевым. Он не сказал, что уже дважды заметил, как те встречались с инспектором по кадрам Ивановым, причем делали это не то чтобы таясь, но достаточно осторожно - далеко от завода, в тихих, малолюдных местах. И самым опасным было то, что Лабковский строил собственные планы изобличения и задержания преступников. Поговорив с Николаем Федоровичем, он решил, что санкция милиции на любые действия по разоблачению шайки получена, и отныне начал действовать, как ему казалось, хитро и тонко. Лабковский пошел к Иванову.

Тот занимал отдельный кабинет, так как в отсутствие начальника всегда исполнял его обязанности. Иванов был полный, добродушный человек лет пятидесяти и в отличие от Лабковского одевался модно и современно.

– Что тебе, Лабковский? - не слишком любезно осведомился он, увидев лаборанта на пороге своего кабинета.

– Начальника нет, так я к вам, - виновато сказал Лабковский. - Преступление я обнаружил.

– Какое еще преступление? - изумился Иванов. - Что ты мелешь? Наш коллектив борется за звание ударного, а ты порешь такую чушь!

– Не чушь, - Лабковский в упор посмотрел на Иванова. - Пашутин и Бородаев хотят украсть золото.

– Постой-постой, - опешил Иванов. - А ты-то откуда знаешь о золоте?

– Все знают…

– Безобразие. Ну, а при чем здесь эти два алкаша? Безобидные инфузории!

– Пашутин уже сидел.

– И все-то ты знаешь, - прищурился Иванов. - Ладно, за сигнал спасибо, разберусь.

– Они и платину украдут, имейте в виду! - бухнул Лабковский.

– Хватит тебе, - сердито сказал Иванов. - Наша платина - технический порошок! Чтобы ее превратить в металл, в слиток, в изделие - нужны специальные условия. Дома этого не сделать, пойми! Ох, и балабол ты, Лабковский. Насмотрелся по телевизору всякой белиберды, вот и несет тебя.

– До свидания… - Лабковский ушел. Спускаясь по лестнице, он с восторгом вспоминал о реакции Иванова на сообщение о золоте и думал о том, что опасное гнездо он явно расшевелил. "Теперь только держать ушки на макушке, а глаза - разутыми, и преступники изобличат сами себя", - так рассуждал Лабковский. О том, что он вступил в схватку с людьми сильными, опытными, понаторевшими в тайной борьбе, он, естественно, не думал. Тем более он не думал о том, что сразу, с самого начала ломает все планы Николая Федоровича.

Стемнело. Ярко-белым светом вспыхнули фонари. "Москвича-фургон, за рулем которого сидел грузный Бородаев, притормозил около выхода из метро. И сразу же на заднее сиденье сели два человека: рабочий завода Пашутин и инспектор отдела кадров Иванов. Бородаев резко взял с места. "Москвич" влился в поток других машин.

– Нервничаешь? - насмешливо спросил Иванов.

– Сидеть не хочу, - буркнул Бородаев. - Каждый день в весе теряю.

– Ах ты, толстячок. А деньги иметь хочешь? - с откровенной насмешкой осведомился Иванов. - Дурачок, пойми простую вещь: без труда не вынешь рыбку из пруда. Я-то ведь рискую куда больше, чем ты. А "Санько"? Он по острию ходит.

– Командует из подполья ваш "Санько"… - зло сказал Бородаев. - Я его в глаза не видал! А ты, Вася?

Пашутин энергично замотал головой.

– Вот! - обрадовался Бородаев. - Вася тоже не видел! А долю он требует не равную! Половину требует!

– Он столько сидел и судился, что на десять человек хватит. - Если его поймают - "ВМН" через пять минут сделают. Нынче, ребятки, не пальба и перо в бок ценятся, а мозги, ясно вам? "Санько" за свой ум получает, и давайте на эту тему больше не куликать! Все! - подытожил Иванов.

Пашутин и Бородаев переглянулись:

– Раз так - ладно, - изрек Бородаев. - Что с этой сукой Лабковским делать?

– Пришить, - сверкнул глазами Пашутин.

– Пусть прыгает, - вздохнул Иванов. - Всему свое время. Пока в мелодии раскачаются, пока то да сё, мы уже отчалим, ребятки. Сколько один грамм золота стоит, элементарно, в скупке?

– Три рубля, - сказал Пашутин. - Если пятьдесят шестая проба.

– Итого на одном золоте даже по такому мизеру тридцать тысяч получим! - подсчитал Иванов. - А я знаю людей, которые за наше высокопробное и по восемь рублей дадут! А платина? Не журись, ребятки, скоро икоркой да коньячком будем баловаться невозбранно. Дачу куплю. Машину. Баб заведу в неограниченном количестве. Помните, Жаров пел: "Менял я женщин, как, тирьям-тирьям, перчатки…" Я мужик щедрый. Буду дарить своим девочкам серьги, бусы, шубы. Пусть только ласкают меня страстно.

– А я на книжку положу, - сказал Бородаев.

– На книжку нельзя: поймают - отберут, - возразил Пашутин.

– Можно и на книжку, - улыбнулся Иванов. - Потому что нас не поймают. Кишка тонка!

– Не знаю. - Пашутин вздохнул. - Я свою долю в баночку упакую, в хлорвинил, и в бабкином саду под яблоней закопаю. Ни в жисть никто не найдет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза