Повесть об уголовном розыске

– Это, конечно, хорошо, что она так поступила. Я тобой, браток, очень даже доволен. - Он внезапно взъерошил Коле волосы и засмеялся: - А ты востёр! Ох, востёр! Какую девку подцепил. Хвалю. И рад за тебя, браток. Любовь, - она, понимаешь, всегда любовь. Революции там, войны, смерть и разрушение, а все равно люди любят друг друга. И это, скажу тебе прямо, очень хорошо! Это по-нашему, по-большевистски! Мир переделываем. Для чего? Для любви! Для счастья! Ну вот, речь я произнес, извини.

Собрали совещание. Все поздравляли Колю с удачным завершением операции, а он сидел в углу и отмалчивался. Никифоров сказал:

– Эта казна для Кутькова - дороже жизни. Он за ней придет, а мы его - цап-царап!

– Приде-ет… - протянул Афиноген. - Долго ждать придется.

– Зачем долго, - спокойно возразил Никифоров. - Распространим среди урок слух, что Мария нашла деньги. Я посмотрю, как Кутьков на это не клюнет. И подоплека истинная: Жичигин потому Марии деньги отдал, что он ее… как это! Страстно любил!

– Поосторожнее насчет любви, - заметил Коля. - Противно слушать.

– Ой ли? - сощурился Никифоров. - А мне сорока на хвосте другое принесла. Кондратьев, говорит, в последнее время ох как много о любви разглагольствует.

– Уймись, - оборвал Никифорова Трепанов. - Вот что, братки. Нахожу, что в предложении Никифорова есть прямой резон. Нужно только подобрать такой источник, которому Кутьков безоговорочно поверит.

– Не знаю, как Маша, - вдруг сказал Коля. - А я ей запрещу участвовать в этом деле!

– Ты? - обомлел Никифоров. - Ты? Да тебя за это, знаешь, куда? Да ты какое, имеешь право? Товарищ начальник, я считаю, за эти слова Кондратьева надо под строгий арест!

– Подожди, - поморщился Трепанов. - В чем дело, Коля? Объяснись.

– А чего объясняться, - уныло сказал Коля. - Маша теперь моя жена. Ты, Никифоров, свою бы жену на такое дело послал?

– Я бы отца-мать не пожалел! - яростно крикнул Никифоров. - Революция требует - отдай! Кто не с нами - тот против нас!

– А вот тут тебя занесло, - усмехнулся Трепанов. - Не наш это лозунг. Он только звучит красиво, а на самом деле он большевикам не подходит. Эсеры пусть им пробавляются. И насчет отца-матери ты зря сказал. О таких жертвах только горлопаны кричат. А революции, братки, не отца-мать надо отдавать, а себя лично и без остатка.

Трепанов обвел присутствующих взглядом, наткнулся на глаза Коли:

– Конечно, неправ ты будешь, если жене своей запретишь оказать нам посильную помощь. Но и против ее воли мы действовать не станем. Верю, что объяснишь ей все честно. Проявит сознательность - спасибо скажем. Нет - тоже не обидимся. Не каждому по плечу в ногу с революцией шагать.

Коля решил отложить разговор с Машей. "Может, и не понадобится ее помощь, - утешал он себя. - Так чего зря нервы трепать".

На следующий день было воскресенье, звонили из губкома, просили выйти на воскресник, разгрузить продовольствие для госпиталей. Коля сказал об этом Маше, она пожала плечами:

– Воскресник? Это что, пикник? Вечеринка с женщинами? Тогда зачем я тебе понадобилась? - И она начала демонстративно сбивать соринку с его плеча.

Коля сбросил ее руку, сказал, закипая:

– Не вечеринка это. Трудиться будем в пользу революции. Между прочим, бесплатно.

– Прости, я не поняла, - ответила она крртким, невинным взглядом. - Сейчас столько новых слов, а значение старых изменилось. Конечно же, мы будем трудиться в пользу революции, дорогой, - в ее голосе прозвучала затаенная насмешка. - Мы ведь суп-ру-ги. А это значит - пара волов. Так переводится с древнеславянского, не удивляйся. Так вот, я и говорю: если вол идет трудиться, что же делать волихе?

– Нет такого слова, - буркнул Коля. - Корова называется.

– Спасибо, дорогой, - улыбнулась Маша.

…На товарной станции они весь день разгружали ящики с продовольствием. Работали все - Трепанов, Никифоров, Афиноген. Новые отношения Коли и Маши странно подействовали на ребят - они обращались с Машей подчеркнуто по-свойски, чем изрядно действовали на нервы Никифорову. С насмешливой улыбкой наблюдал он за тем, как Маша в паре с Колей несет ящик с воблой.

– Марь Иванна, барышня! - крикнул Никифоров. - Не разбейте!

Маша выпустила ящик. Он с треском ударился о булыжник и рассыпался. Вывалилась золотистая, пахучая рыба. Ящик окружили сотрудники.

– Ее бы под водочку холодную, - пошутил кто-то.

Никто не засмеялся. У всех были напряженные лица и голодные глаза.

– Заколотите, - приказал Трепанов.

Ящик унесли. Все медленно разошлись. Никифоров сказал:

– На нашем языке, барышня, это называется са-бо-таж.

Маша смерила его презрительным взглядом.

– Я счастлива, я вся пронизана пафосом созидания, а вы обвиняете меня в таком преступлении? - в тоне Маши была явная ирония.

– Да он пошутил, - вмешался Коля. - Ну скажи, что пошутил?

– Конечно, - мрачно пробурчал Никифоров. - Только боюсь, эти шутки дорого нам обойдутся.

Коля сжал кулаки.

– Не нужно, - тихо сказала Маша. - Не за горами день, когда этот недоверчивый человек будет просить у меня прощения.

– Не дождетесь… - Никифоров ушел.

Афиноген, слыша все это, спросил: