Повесть об уголовном розыске

Анисим выпряг лошадей, начал собирать сухой валежник. Коля помогал ему. Лес шумел вокруг протяжно и печально. Коля прислушался к неясным шорохам, настороженно повернулся на подозрительный треск сучка. Нет… Это не "они". Пока не "они". Ночь спустилась над лесом. После дневной духоты и дождя вызвездило, потянуло прохладой. Ветерок угнал тучи гнуса, стало легче дышать. Постепенно Коля успокоился, расслабился. Потрескивали сучья в догорающем костре, то тут, то там вскрикивала дурным голосом ночная птица. Вспомнилась тихая, вязкая после частых дождей дорога - улица в родной Грели, толпы мужиков, идущие к площади ладить стенку… И Феденька - слюнявый, с колючими глазками и слова его: "Сон вспомни, Коля: зовешь родителей, а дозваться не можешь". Почему он так сказал? Что имел в виду?

– Ужинать идите! - крикнула Маша.

Подошел Басаргин, прищурившись, осмотрел нехитрую снедь:

– Не балуют вас в Питере.

– А вас? - усмехнулась Маша.

– И нас тоже. Не пришло еще время. А придет. Вот уж тогда мы себе позволим. - Он широко, открыто улыбнулся - первый раз за все время. - Я ведь грешник, люблю поесть. - Он развел руками: судите, мол, меня как хотите, а уж так. - Ну, вы спите, а я посижу.

Молча поели. Маша, собирая остатки ужина, обратилась к мужу:

– Ты не сердись.

– За что? - удивился Коля.

– Я постараюсь не быть тебе обузой, - робко сказала она. - Я все время думала. Знаешь, меня учили готовить, шить, воспитывать детей. Потом - десять лет с тобой. И вот я сижу в лесу, у костра, и горжусь, что в случае чего смогу убить человека. - Она тронула рубчатую рукоять кольта, который лежал рядом с ней, на подстилке.

– Человека? - переспросил Коля. - Врага, - уточнил он. - Спи.

– Человека, милый! - оживилась Маша. Представилась возможность поспорить, ее нельзя было упустить. - С двумя ногами, двумя руками, с мозгом, который весит шесть фунтов. Всажу в него девять граммов свинца, и весь этот идеальный механизм жизни превратится в колоду. А зачем?

– Ты меня в этот пустой спор не втягивай, - нахмурился Коля. - Давай спать.

– Не знаешь! - торжествующе заявила она. - Эх ты!

– Затем, чтобы одни не пили кровь из других! - зло сказал Коля.

– Это ты говоришь! - подхватила Маша. - А они, между прочим, верят в свою правду. Кто же прав?

– Ну что с тобой говорить? Ты политически незрелый человек.

– Это не ответ, - обиделась Маша. - Ну да! Я воспитана в институте благородных девиц, я изменила своему классу, я знаю, что ты мне скажешь.

– Изменила? - удивился Коля. - Чушь! Ты осознала правду революции и присоединилась к ней.

– Хорошо! - кивнула Маша. - А в чем же правда? Объясни мне! Чтобы убить за нее человека, - в нее нужно верить! Ты в нее веришь? И знаешь ли ты ее? - Маша разгорячилась.

– Верни кольт, - сказал Коля. - С такими мыслями ты мне не помощник.

– И снова не ответ! - обрадовалась Маша. - Муженек, ты уходишь от ответа. Значит, его нет? Или ты и сам не знаешь?

– Такие вопросы десять лет назад надо было задавать, не ко времени разговор, - отрубил Коля. - Спохватилась.

– Есть ответ, - сказал Басаргин, подходя к костру. - Я вот раньше во что верил? В серебренники. Мы с Колей за них покалечить человека могли. Ну, не в прямом смысле - чтобы их добыть, их нам давали в уплату за побоище, да вы знаете. А вот побыл среди рабочих на котельном - так они не за деньги, а за товарища жизнь отдавали. Я это собственными глазами видел. Дошло и до меня, что не для себя человек должен существовать, вернее, не только для себя.

– А они? - спросила Маша. - Вы убеждены, что они заблуждаются? Что они только для себя?

– Убежден, - кивнул Басаргин. - Истина простая. Как вы говорите, кулак хочет только для себя. А большевик - для всех. Может, и бывает такой кулак, который в голодную зиму не пожалеет соседским ребятишкам куль зерна, - допускаю, говоря научно. Но сам не встречал таких. Может, и бывают примазавшиеся к нашему делу падлы, которые берут взятки, воруют, где могут, и гребут под себя, - таких видел, одного мы у себя в ячейке сами шлепнули, без долгих слов - это еще в двадцатом было. Так ведь в чем тут закавыка? Кулак-то этот - он же ненастоящий! Его перевоспитать - за раз-два! И снова полезный человек! А примазавшийся - разве он большевик? Он только временно носит это звание, до разоблачения. А вывод какой? Все должны жить, как люди. Кулаки против этого. Мы - за. Так чья же правда?

– Понял? - Маша ехидно посмотрела на Колю. - Учись!

Треснула ветка. Все, словно по команде, откатились от костра. Басаргин крикнул:

– Кто? Стоять на месте!

– Да это я, Анисим, - послышался хрипловатый голос. - Подь сюда.

В неверном отблеске костра обозначился неясный мужской силуэт. За плечами - винтовка.

– Посидите. - Басаргин спрятал наган в кобуру, подошел к неизвестному, оба скрылись в чаще.

– Это же наверняка бандит! - тревожно сказала Маша. - А если он убьет Анисима! Чего же ты сидишь? Иди!

– Не убьет, - уверенно сказал Коля, разгребая сгоревшие угли. К небу взвились искры, запахло гарью. - Это не бандит.

– А кто? Что у тебя за дурацкая привычка говорить загадками? Пойми, наконец, это неприлично.