Читаем Повесть об уголовном розыске полностью

– Чего вы слушаете поповских прихвостней! - заорал Скуластый. - Мало это жеребечье отродье попило нашей кровушки! Бей, круши поповский балаган! Да здравствует советская власть!

Коля переглянулся с Машей - она кивнула: вот она, проверка. Вот она. А Басаргин еще ничего не понимал. Он стоял в растерянности и беспомощно оглядывался. Коля пытался поймать его взгляд, мысленно кричал ему: "Берегись! К такому мы не были готовы! Это опасно! Очень опасно!" Но Басаргин чего-то ждал. Коля повернулся к Серафиму и наткнулся на его насмешливый, холодно-изучающий взгляд.

Между тем провокаторы вытащили спрятанные в голенищах сапог ломики, молотки, дубинки и начали разбивать иконостас, сбрасывать и топтать иконы.

– Долой самодержавие! - орали они. - Долой попов! Долой опиум для народа!

Басаргин и его помощники пытались задержать, остановить озверевших хулиганов, но тех было гораздо больше, они вошли в раж и легко сломили сопротивление представителей власти. Исполнителей сбили с ног и связали. Басаргина ударили ломиком, и Коля увидел, как по его лицу расплылась огромная клякса крови.

Анисим еще сопротивлялся. Он отбивался кулаками и ногами, но оружие не применял - вокруг были люди. Он хрипел - кричать уже не мог:

– Граждане. Остановите их. Неужто не видите.

– Бей! - Громилы внесли бидон с керосином, опрокинули и подожгли.

– Да чего же мы смотрим, мужики! - крикнул наконец кто-то. - Разве ж советская власть может допускать такое? Это подстрекатели!

Началась всеобщая свалка. Коля снова посмотрел на Машу. Она стояла с застывшим, безразличным лицом. Но Коля понял, о чем она сейчас думает. "Его убьют, помоги ему", - кричали ее глаза. "Нет… Ты же знаешь - я не должен вмешиваться, что бы ни случилось", - мысленно отвечал ей Коля. И снова натолкнулся на вопрошающий взгляд священника: "Что, отрок, с кем ты?"

Басаргин упал, толпа сомкнулась над ним. Пожар разгорался.

– Воды! Воды несите, православные! - вдруг завопил Серафим. - Сгорит божий дом! - Он повернулся к новобрачным, добавил с усмешкой: - Ну, милиционера нашего, небось, свои же и убили. Не знал я, не знал, что среди советских служащих такой разброд - кто куда, кто куда…

– Уйдем, батюшка, - попросила Маша. - Тошно мне.

– Уважим невесту, - кивнул священник. - Идем, Коля. - Они вышли из церкви. Навстречу бежали бабы с полными ведрами.

– Спасайте, спасайте божий храм, касатушки, - ласково сказал им Серафим.

Коля вытер с лица пот и сажу:

– Устроили вы нам праздник, спасибо.

– Проверку я вам устроил, как и обещал, - спокойно сказал Серафим. - Цена-то - ох, великая, ну и на проверку пришлось не поскупиться. Скажу сразу: ты и она - не знаю урки ли, но не с большевиками вы, нет. Не родился еще на свет такой большевик, чтобы друга и партийного брата его на глазах убивали, а он не вмешался. Отныне я вам верю, ждите, уже недолго осталось.

– Правда всегда торжествует, батюшка, - вздохнул Коля. - Восторжествует она и теперь, знаю это.

Коля и Маша ушли в дом. Из церкви выходили люди, крестились, говорили Серафиму сочувственные слова. Вынесли Басаргина.

– Хоть бы живой он был. Хоть бы живой… - Маша отошла от окна, посмотрела на мужа, и вдруг губы у нее задрожали: - Коля, - сказала она, - сколько у тебя седых волос.

– Ничего, - Коля стиснул голову руками. - Ничего. На крупный счет дело пошло, не ожидал я. Был миг - думал, не выдержу, брошусь к Анисиму. Я пойду к нему… - Коля встал. - Не бойся, я в своем уме. Слежку Серафим снял. Нет среди большевиков такого, кто не пришел бы на помощь другу. Даже ценой жизни. Прав Серафим, и поэтому слежку он снял.

Басаргин остался в живых. Его изрядно помяли, в голове у него гудело, но могучий организм, закаленный в юности подобными стычками, выдержал. К вечеру Басаргин постанывал, но чувствовал себя довольно сносно. Когда Коля вошел в избу, то увидел на табуретке, около топчана, на котором лежал Басаргин, незнакомого человека в городском костюме. Рядом стоял еще один - совсем молодой, лет двадцати, в вылинявшей гимнастерке и ботинках с обмотками.

Коля молча пожал Басаргину руку, тот сказал:

– Штатский - это Коломиец, из ГПУ. А в обмотках - Швыдак, секретарь укома партии. А я уже здоров, так что не теряй времени на расспросы. Одно скажу, товарищи: чувствуется у Кондратьева петроградская выучка! Это какие же нервы надо иметь!

– Ладно! - смутился Коля. - Не обо мне речь.

– Спасибо, - Швыдак пожал Коле руку, улыбнулся: - Дело, конечно, не в том, что ты приехал, и все началось. Как диалектика учит? Накопилось - изменилось. Однако авторитет Советской власти роняем! Бандиты, кулачье. Актив у нас есть? Мужик, бедный и средний, за нас - в подавляющем большинстве! За чем же дело стало? Давай, Коломиец, доложи обстановку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза