Повесть одной жизни

— Как мы жили с тобой раньше хорошо, душа в душу, пока не появился этот волк в овечьей шкуре! Он во всем виноват. Не нужен он нам. Мы с тобой будем вместе, сами, будем как прежде ходить в церковь. Люди-то как на нас радовались!

Слушая, я почему-то совершенно не думала о том, чего она хотела от меня. Мое внимание было поглощено тем, что она гладила мои руки и назвала ангелом.

Но голос мамы вдруг взлетел, задрожал и перерос в плач:

— И теперь, не разбивай ты мое сердце, брось ты эту секту проклятую, на что она тебе?

Я в ответ молча пыталась поднять ее с колен, а она не давалась и повторяла: «Пожалей ты меня, пожалей!»

— Мама, — наконец пролепетала я, — что ты, мама! Я же люблю тебя, люблю! Ты… даже не думай ничего плохого. Все будет хорошо, теперь точно будет хорошо, ведь ты меня тоже любишь, мамочка! Как я рада!

Она смотрела на меня и тяжело дышала, и глаза у нее стали вдруг сердитые.

— Нет, Ниночка, если ты мне сейчас не дашь слова, что навсегда порвешь с этим… и со всеми ими, то я и с колен не встану! — воскликнула она. — Сейчас решай!

Но мне казалось, что в такой момент не нужно говорить об этом. Ну в момент перелома в наших отношениях. Я просто взяла ее за руку. Потом помогла ей подняться с колен. Она вырвала у меня руку и ушла к себе, хлопнув дверью.

С тех пор ничего не изменилось в нашей с мамой жизни. А тот день, когда она просто поманила меня своей любовью, мне было больно вспоминать даже много лет спустя.

* * *

Моя родная тетя Зоя жила в небольшой двухкомнатной квартире, выходившей окнами на набережную Днепра. Как и многие люди, пережившие войну, тетя очень ценила возможность хорошо питаться в мирное время. Тщательно следила она за тем, чтобы в холодильнике всегда был запас мяса, а в кладовой — мешок сахара и дюжина бутылок растительного масла. Были там еще изюм, и сухари, и карамельки и даже кагор для праздника. Залежи хозяйственного мыла и спичек внушали веру в долгие и долгие годы безбедной жизни.

Средней полноты и среднего роста тетя Зоя коротко стригла волосы и регулярно делала химическую завивку. Она иногда звонила маме, и они долго разговаривали про цены на базаре, способы распознавания наилучшей куриной тушки и про все то же злополучное давление.

Больше всего на свете моя тетя любила достойно накрыть праздничный стол и накормить гостей до полного изнеможения. А если говорить о том, чего она не любила, так это каких-то отступлений от сложившихся у нее представлений о жизни.

Тетя Зоя не понимала людей, которые делают что-то не для себя, не для своего дома, не в своих интересах. Она не поощряла увлечений, лишенных в ее глазах какой-либо прикладной ценности. Понятно, что и наше с мамой давешнее мытье полов в церкви и мое настоящее изучение Библии представлялись ей просто рискованной блажью.

Ее дочери-близнецы во всем походили на нее. Будучи совсем еще маленькой, Галя утверждала, что незачем держать в доме котенка или щенка, от которых только вонь и грязь. А Ляля с младых ногтей знала, что будет работать продавцом, потому что продавец всегда возле денег и может приносить домой дефицитные товары.

В тети Зоином лексиконе не было таких слов, как вера, убеждения, взгляды. В принципе она допускала, что человек может веровать в Бога, но при этом всегда выдвигала одно требование: «Веруй в душе и молчи».

Это подразумевало: верь, но живи так, как будто не веришь. И уж конечно, не делай из-за этих самых взглядов никаких поступков, могущих навредить твоему благополучию.

Разумеется, она не ходила ни в какую церковь, потому что, повторяю, не видела в этом какой-то практической пользы и потому что этого не делал никто из ее соседей и сотрудников, отличаться от которых она считала делом просто неприличным. Немудрено, что, глядя на происходящее в нашем доме, тетя Зоя только сочувственно качала головой.

И она была права. Нормальные люди всю жизнь обустраивают себе местечко потеплее, поуютнее и хотят там оставаться. Если, скажем, на улице жестокий буран и ветер, который пригибает к земле деревья, то нормальным будет сидеть дома у пылающего камина с книгой в руках и радоваться, что тебе не холодно и не страшно. Представляю, что подумала бы тетя Зоя, прочти она про одного натуралиста, который в такую погоду любил скитаться по полям и лесам! Да, выбирался человек из теплой избушки и шел на открытый холм, где буря бесновалась особенно яростно. Там он влезал на скрипящую, стонущую под натиском стихии сосну, крепко обхватывал ствол руками и сливался с ним. Так он познавал, что есть буря, в чем ее сила, каковы ее запахи и звуки. Да, это было опасно, но ветер, которым он захлебывался, был настоящим вселенским ветром, а не каким-то жалким домашним сквознячком. Конечно же, оставаться в избушке с ее теплой и почти герметичной атмосферой было бы гораздо спокойнее, но разве глотнул бы он там этого ветра?