Разговор с наместником настолько запал ему в душу, что, поковырявшись на стройке в растворе пару дней, он твёрдо решил взять послушание при монастыре и посмотреть что получится. Наместник знамо дело не возражал, поскольку послушникам зарплаты не положены, а послушание стало быть тоже самое — по кладке забора. Всё начиналось как всегда хорошо, но это было недолго. Братия, по доброте душевной, подсказывала Михаилу, как лучше нести послушание, но слова, выходившие из самого сердца их, до сердца Михаила не доходили, отскакивая от его гордыни. Первого советчика Михаил посадил на монастырский забор, откуда тот не очень удачно приземлился, второй весь день просидел в сыром и тёмном подвале, а третий благоразумно вовремя удрал. Братия к реакции нового послушника относилась философски, но наместника в известность всё-таки поставила. И сидел теперь Миша в приёмной и ждал своего часа на ковёр. И думал он думу долгую и тяжкую, почему же всё так в мире фиолетово, когда должно быть ровно и правильно.
Вѣди. Константин
Костя с детства знал, что он будет философом. Каким, где и когда его не интересовало. Он знал, что звёзды сложатся, или кто другой скинется на это дело, но быть ему Кантом, или по крайней мере Гегелем. Если денег не хватит, то придётся некоторое время побыть Диогеном, но это был крайний вариант. Всё благоволило этому устремлению, даже доктор в 6-м классе прописал ему очки, но одноклассники его с ними засмеяли, так что умное лицо пришлось отложить до поры. Дикари-с.
Куда поступать после школы Костя даже не думал, было ясно что только на философский факультет МГУ, но толи звёзды не сложились, толи одно из двух, только документы он подать не успел. Тяжесть утраты любимого дела была столь велика, что от расстройства он опоздал их подать во все остальные возможные филфаки, кроме одного, киевского. Киев — это Украина, но проживавшая там тётя обещала всё устроить за смешную толику, и Рубикон в виде Днепра был перейдён, а вернее перееден на скором поезде. Тётя три дня носила кому-то документы, уходя загадочно-улыбающейся, а приходя задумчиво-печальной. Каждый новый день она произносила что-то типа «а вот мы попробуем так!» и бесследно исчезала в прихожей. На третий день Костя потерял всякую надежду и начал думать, где же ему прятаться от армии, как торжествующая тётка разве что не на броневике въехала в свою двухкомнатную хрущёвку и торжественным тоном диктора программы «Время» объявила, что Константин Волошин таки допущен к экзаменам. Ой-вэй.
Нельзя сказать, что экзамены были простой формальностью, но поскольку были на русском, Константин с ними справился и подался жить в общагу. Украина — страна плодородная. Всю полноту этого философского понятия Константин ощутил уже в колхозе, сразу после зачисления в КНУ. Философов бросили на крыжовник, вручив по баночке на верёвочке и радостно сообщив дневную норму. Там же в селе Костя встретил свою первую любовь. Она работала на кухне и пополняла силы бойцов невидимого фронта с крыжовником. Столь благородная её миссия настолько глубоко тронула холодное сердце пылкого молодого философа, что в первую же ночь им была придумана поэтическая элегия в её честь. Пригласив предмет своей страсти на свидание, наш Ромео первым делом приступил к поэзии. Где-то в самый разгар чтения девушка седьмым чувством поняла, что ничего кроме виршей не планируется и покинула клуб молодых поэтов. Так, сердце нашего философа было разбито в первый раз. И далеко не в последний, поскольку Костя понял причину исключительно в качестве своих стихов. С возвращением в стольный град первый стольник был потрачен на книжном, куда Костя пришёл за вдохновением. А ещё он решил стать настоящим рыцарем и записался в секции стрельбы из лука и фехтования. К фехтованию у него не проявилось никаких талантов, зато тренер по луку вцепился в него как последнюю надежду, поскольку на первых же стрельбах Костя, не напрягаясь, выбил четыре «десятки» и «семёрку» на 4 часа.
Студенческая жизнь пошла своим чередом, и как только Костя всерьёз заинтересовался Лао-цзы, им серьёзно заинтересовалась его соседка по общаге. Соседкам по общаге вообще свойственно интересоваться теми, кто ими не интересуется. Предложение почитать Лао-цзы вместе было встречено всеобщим восторгом, который впрочем быстро рассеялся поле первых сорока минут занятия. Соседка очень быстро поняла, что Костя про Лао-цзы не наврал, а зря, а Костя понял, что Свете каждый шаг к китайской философии даётся через сто грамм. После третьего шага интерес Светы к Китаю погас окончательно и она вырубилась на банкетке. Вечер для Кости был испорчен.