Повесть сердца

История эта, хотя и относящаяся к более поздним временам, достойна отдельного упоминания, ибо в ней проявился бабушкин талант совершать подвиги не только на войне, но и в мире. Рассказы на эту тему начинались обыкновенно с того, что немцев бабушка боялась как огня и чтобы уберечь и себя и сына от беды, подыскала ему сразу несколько невест. Однако несмотря на дядюшкину благородную внешность, служебные перспективы и, наконец, главный козырь — скудное на женихов и богатое на невест послевоенное время, с женитьбой молодому офицеру не везло. Он ездил делать предложение в Серебряный бор, переписывался с какой-то девушкой из Томска, по поводу чего шебутной и куда более удачливый в матримониальных делах дед распевал песенку собственного сочинения

Зашумели высокие ели,
Получил я письмо от Нинели —

а отпуск меж тем подходил к концу, во вторник холостой лейтенант должен был отбывать к басурманкам, и тогда накануне, в пятницу, опечаленная бабушка поделилась горем со своей лучшей подругой Верой Исааковной Броверман, которая Марию Анемподистовну искренне любила, жалела и всегда желала ей добра. — Есть у меня на примете одна девушка, — не вполне определенно сказала Вера Исааковна. — Только не знаю, подойдет ли она твоему Коле. Но бабушке терять было уже нечего. В тот же день она получила адресок, по которому послала неведомой, ни разу не виданной воспитательнице детского дома под Икшей телеграмму, о содержании которой можно только гадать, а назавтра в Тюфелевой роще объявилась дядюшкина «избранница», которая, как выяснилось или же рассказывалось впоследствии, в Икше чудовищно тосковала и с трудом отбивалась от своего непосредственного начальника, пытавшегося воспользоваться служебным положением по отношению к подчиненной. Телеграмма из Москвы в этих обстоятельствах оказалась чудесным избавлением из плена, а все подробности написанного бабушкой скоропалительного житейского романа, чем-то похожего на похищение Зевсом Европы, встреча двух блестящих молодых людей в густонаселенной комнате, смотрины, сговор, любовь с первого взгляда, посещение в понедельник загса, бабушкин вздох облегчения, и отъезд за границу вчера еще не подозревавшей о перемене судьбы молодой красавицы, которая прожила с дядюшкой всю жизнь и родила ему двоих детей — все это составило один из самых важных родовых мифов и свидетельствовало в пользу проверенного предками решения о выборе суженой.

Вера Исааковна нимало не ошиблась: Галина Ивановна оказалась женщиной эффектной не только внешне, но и по характеру. Польская кровь играла в ней честолюбием и ревностью ко всему, что ее окружало; она умела хорошенько поджимать губы, преподавала математику и дослужилась до завуча, держа и вверенную ей школу, и порученную семью в кулаке. Мужа своего частенько поругивала, свекра не переносила на дух, и он ей платил теми же облигациями, однако бабушку боготворила, и не только за оказанное благодеяние, а за душевную щедрость и силу и за, если так можно выразиться, равновеличие себе. Когда они поселились после долгих дядюшкиных мытарств и скитаний по Советскому Союзу в Подмосковье, она не раз звала свекровь переехать к себе, бабушка благодарила, выказывала невестке уважение, однако от настойчивого приглашения уклонялась и предпочитала издалека наблюдать за семейным счастьем своего первенца.

Что касается его младшего брата Бориса, то и того спасла любовь. В старших классах двоечник и бездельник, он влюбился до беспамятства в молодую учительницу истории, а с нею и в ее предмет. Учительница на его страсть не ответила, зато дядюшка взялся за ум и по окончании школы решил поступать на исторический факультет университета. Экзамены он завалил, получил повестку в военкомат и уже собрался было идти под ружье, как вдруг стало известно, что на не пользовавшемся никакой популярностью экономическом факультете случился недобор, и наголо бритый Борис сделался студентом МГУ. Так случайно-предопределенно решилась его судьба, в дальнейшем вознаградившая его карьерными успехами, научными степенями, написанными им книгами и пройденными по самым диким местам страны горными маршрутами, первые из которых он одолел еще на Алтае босиком в рубище подпаска и со странным чувством вернулся в эти края десятилетия спустя взрослым человеком со сложившейся судьбой. Но более всех была утешена его матушка, которая после долгих лет непрестанных трудов и бессонных ночей могла хотя бы чуть-чуть успокоиться. И как бы далеко дядька ни собирался, перед каждым восхождением он приезжал к бабушке, и было что-то бесконечно трогательное в том, как она целовала его и полушутя-полусерьезно твердила: «Бобик, Бобик, береги свой лобик».