Повести

Егор ничего не ответил, стеганул лошадь и въехал в деревню. Там он, все так же молча, остановил лошадь у своей избы, не оглядываясь, поднялся по скрипучему от мороза крыльцу.

— Как же так… вот так раз! — повторял Степан, поднимаясь следом за Давыдом.

— Давненько я тут не был, — сказал Давыд, входя в избу.

Старый Демид не промолвил ни слова, увидев Давыда, только привстал с лавки, но не выпрямился, удержался за нее руками и снова сел. А Капа ойкнула и, помолчав, заплакала.

— Вот кого встретили! — неестественно весело сказал Степан.

— Здравствуйте, — поздоровался Давыд.

— Здрасьте, — ответила Капа, и Демид кивнул.

— Вот кого черти принесли! — сказал Давыд. — Кого не ожидали, поймали. Воды бы, — поморщившись, попросил он.

Капа быстро принесла ведро с постукивающими о жесть плавающими в воде колотыми ледяшками. Давыд сунул в воду руки, подержав и затем растерев их, стал стягивать с ног обувку.

— Поморозился? — спросил Демид.

— Померз.

Все смотрели, как Давыд стягивает стеганки, постанывая и прикрывая глаза.

— Дай я, — предложила Капа.

— Сам.

— Домой? Решил вернуться, значит? — спросил у Давыда Демид. Он еще ничего не знал о происшедшем.

— Нет.

— Как?

— Сбежал.

— Откуда?

— Из плена.

— Откуда? — переспросил Демид. Он или не понял, или не расслышал ответ.

— Из Новоржева, из лагеря. Погулял недельку. А вы? — не разгибаясь, не глядя на братьев, но обращаясь к ним, кивнул в сторону приставленных к печи винтовок. — Вы, значит, теперь это?.. Ловите?

Ему не ответили.

— Заставили? — вновь спросил Давыд.

Степан взглянул на Егора.

— Никто нас не заставлял, самим захотелось, — раздраженно и заносчиво ответил Егор.

— Просто так, сами? — спросил Давыд. Но братья молчали. — Быстро вы…

— Подай ему мои валенки. На печи греются, — велел Демид Капе. — Да собери мальцам чего-нибудь поесть.

Капа залезла на печь, где спали ее ребятишки, достала валенки, засуетилась возле стола.

— Куда же вы меня теперь? — спросил Давыд братьев, наблюдая, как Капа собирает на стол и в то же время беспокойно посматривая то на Егора, то на Степана.

— Иди куда хочешь. Задерживать не будем, — ответил Егор.

— Отпускаете, значит? Ну, спасибо.

— Куда он пойдет? В такой мороз! — сказал Степан. — Пусть здесь остается.

— Тебя кто-нибудь из знакомых видел? — спросил Егор у Давыда.

— Нет. Я только вчера сюда прибрел, да вот с ребятами встретился… Никто не признал.

— А вдруг искать начнут, спросят, где он? — заметила Капа.

— Скажем, не догнали, в лес убежал, — сказал Степан.

— Если дознаются?

— Не узнают. У нас искать не будут — не догадаются.

— Могут у вас спросить, почему не вернулись, не доложили?

— Если бы обо всем спрашивали… Не спросят…

— Ну, спасибо вам, братаны. Намерзся я, наголодался. Как жив, не знаю. Я вас не подведу — потеплее будет, уйду отсюда, вас не затрудню. А доброту вашу… пока жив буду… — прочувственно, срывающимся голосом сказал Давыд.

Он пообедал, быстро и жадно съел все, что ему Капа подала. Хватал и проглатывал, кажется, не разжевывая, и все отвернулись почему-то — всем было стыдно смотреть, как он ест.

— Коня уберу, — ни к кому не обращаясь, сказал Демид и ушел из избы.

— Вас сколько, четверо было? — спросил у Давыда Егор.

— Да, — помедлив, ответил Давыд. — Поймали?

— Поймают.

— Куда их теперь?

— В Новоржев. А там — известно куда, откуда ты бежишь. Больных — тех, конечно… тех не возят. Попадись ты не нам, а Обуху…

— И Обух вместе с вами?

— Да.

— Точнее, вы с Обухом… Хорошая компашка. Что Обух в полицаях — понятно, — помолчав, продолжил Давыд. — Обуха раскулачивали, на Урал выселили. А Барканы всегда бедняками жили. Им вроде бы с Обухами не по пути. Еще сам дед Никифор к Обуховым внаем ходил.

— Хватит, надо мной накомандовались граждане-начальники. Я лес валил — на начальничков работал, на сплавах целыми днями мокрый стоял. А теперь я им отплачу.

— Кому? И я лес валил и в шахтах вкалывал. Думаешь, у меня жизнь легко шла? Где я только не был — и в пустыне, и в тайге! Вон, погляди, в коже и сейчас еще уголек сидит. Думаешь, у меня все сладко было? Так чего же ты таких, как я, ловишь?

— Кого? — несколько растерялся Егор.

— Да таких вот, как я. И к немцам их в Новоржев возишь. Это во-первых. А во-вторых… может быть, они правы были, тебя и стоило наказывать. Ты сам заслужил.

— Кто, я?

— Конечно. За что им было тебя по головке гладить! Ты человека убил. Государство тебя и наказало.

— Ты что, намекаешь? — побледнел Егор. — Ты старое вспомнил?

— Нет, я просто так, к примеру, — спокойно ответил Давыд, и это спокойствие, и эта непоколебимая правота, правда его слов разозлили Егора.

— Ты, может, тоже начальник? Боишься? — в запале крикнул Егор.

— Нет.

— А что ж ты меня агитируешь?

— Я по душе тебе говорю, напрямую, как своей башкой понял. Не место вам с Обухом.

— А что? Может, и тебя звали? — прищурясь, с ехидством спросил Егор.

— Предлагали. Уговаривали даже. Да мало среди нас таких нашлось. А мы там кору осиновую ели.

— А ну, встать! — побагровел Егор.

— Что?

— К такой матери, встать!

— Перестаньте вы! — торопливо поднялся Степан.

— Одевайся, поехали!