Повести

— Правда, наша Машуня прелесть?! — спросила она. Я знал эту давнюю особенность ее голоса — картавить, если Настю что-нибудь восхищало.

— Придешь? — повторил я.

— Постараюсь… А кто там у тебя?

— Самые лучшие люди.

— Где ты только их нашел, — тихо сказала Настя.

Застолье, дружеское застолье! Сначала был легкий чопор, некоторые потуги сочинить грузинскую застольную речь, но ни у кого не выходило, и от смеха обстановка разрядилась. Кому на вахту? Моему соседу справа на вахту. Ну вахта есть вахта. Дело святое — нас тут внутри корпуса уже без малого тысяча… Нет, вахта — дело святое. А вот ты сам…

Пришла Настя.

— Анастасия Юрьевна, на правах хозяина этой каюты… — слышал я свой голос, — вот сюда. Прошу раздвинуться! Анастасия Юрьевна! И больше мы никого не ждем! Дверь на замок!

О том, что сказанул что-то не то, я увидел по лицу старпома. Глазами он указывал на дверь. В дверях стояла Лена.

Как же теперь быть? И что это меня, когда дело касается Лены, всегда угораздит?

Она, конечно, и виду не подала, что слышала, но от ее улыбки я сразу отрезвел. Что было делать — сажать ее рядом со старпомом? Но наверняка сейчас я опять что-нибудь сделаю не так…

— Альфред Лукич! Можно вас попросить позаботиться о нашей новой гостье?

И этот змей еще минуту медлил, не мигая, и зелено глянул на Лену.

— А наша новая гостья полностью освободилась от своих сегодняшних обязанностей? — вдруг спросил он.

О, черт! Что же это опять? У них тут, конечно, свои отношения, но знал же я, что, пока человек на судне, вахта у него или не вахта, работа у него или сон, выходной день или даже болезнь, он — член экипажа. И что бы ни случилось, постоянной остается вся лестница должностей, и даже на судовом танцевальном вечере старший может подойти к младшему или младшей и сказать: пойди туда-то и сделай то-то. Сию минуту. Сию секунду. И это в порядке вещей. И официантка здесь не с десяти до семнадцати ноль-ноль официантка, а с того момента, когда ее пропустили на судно наши пограничники, и до той минуты, когда они выпустят ее на наш берег обратно. Месяц. Два. Полгода. Конечно, на судне и спят, и выпадает минута поваляться в шезлонге, и книги на судне читаются, но в рейсе нет такой минуты, когда член экипажа мог бы сказать старшему: а пошли вы с вашими проверками и приказами, есть для этого четкое время работы. Оно здесь все такое. Четкое.

— Полностью, — опустив глаза, ответила Лена.

— Ну что ж, на этот раз поверим, — сказал жестко зеленоглазый и посадил ее между Олегом и доктором.

И старпом поглядел мне через стол в глаза. Спасибо, мол.

Да отстаньте вы, подумал я. Сами друг с дружкой разбирайтесь. Славные вы, конечно, люди, но через месяц ни вы не будете знать, что делаю я и где нахожусь, ни я о вас знать ничего не буду… Вы, а не я захотели устроить это новоселье.

И дайте мне наконец поговорить с Настей… Не понимаете, почему это нас с ней так часто здесь видят вместе? И не понимайте. Молодец Настюша.

И кто-то приходил, кто-то уходил, появились еще две девушки, тоже из тех, что работали в ресторане, и хотя они, как и все прочие, были моими гостями, но в то же время они самым форменным образом были на работе, потому что по кивкам старпома и Альфреда Лукича они постоянно вскакивали, куда-то убегали, что-то приносили и уносили.

И кто-то приходил, кто-то уходил, народу становилось то больше, то меньше, куда-то делся Лукич, Олега с доктором уже давно не было, да Олег и пришел-то более всего от воспитанности, и Лена уже, само собой так получилось, оказалась рядом со старпомом, а потом и она ушла, и мы остались втроем — старпом Евгений Иванович, Настя и я.

— Я вот уже полчаса к вам прислушиваюсь, — сказал Евгений Иванович, — и никак понять не могу, о чем вы говорите…

51

А Настя опять говорила о том, как безымянные монахи-картезианцы плели корзины, чтобы построить мраморную Чертозу.

— Куда я попал? — дурачась, спрашивал старпом. — Анастасия Юрьевна, а кем вы были до тех пор, как стали… вот тут?

Но Настя его словно не слышала. Она говорила про свое. Вот мы все суетимся, торопимся, мы все мечемся, что-то покупаем, что-то ищем, куда-то несемся, что-то нас все не устраивает, а после себя что оставим? Чем из того, что мы придумали и что изготовили, будут восхищаться через пятьсот лет?

— Ну и наивная вы девушка, — сказал старпом, — это только вы могли поверить, что такое может быть выстроено на доход от корзин. Это поборы, громадные пожертвования герцогов, опять-таки обеспеченных поборами с трудового люда. Экономики вы не знаете, вот что, милочка.

— Уйти бы, — сказала Настя. — Уйти бы, никого не видеть. Воротит от этих умных дураков, которые всегда все знают, даже если они никогда не видели того, о чем при них говорят…

Видно, долго она здесь держалась стиснув зубы. И когда сказанула, то не по адресу. Евгений-то Иванович был совсем не тот, в кого надо так палить. За что она так?

— Ну, мне пора, — сказал старпом.

— Подождите хоть немного. — Я надеялся, что Настя сейчас придет в себя и он ее проводит. Но не тут-то было.