Повести

Потом мы долго сидели за столом в кабинете старшего механика, о котором я пока что ничего не знал, кроме того, что Станислав Дмитриевич Опарин, до того как вплотную заняться дизелями, занимался балетом. У человека, который мне об этом шепнул — не помню уж, кто это был, — я переспросил, театроведение имеется в виду или танец, как таковой. Оказывается, танец.

И была опять та же фраза по трансляции — «затемнить иллюминаторы на лобовой!», — и розовый после бани старпом все еще тонко язвил меня своей подчеркнутой, но уже понемногу смягчавшейся почтительностью. И еще возник за столом электромеханик Гена Клементьев, загорелый и стройный юноша, которому с его голубыми безмятежными глазами полагалось бы играть в сценарии этой повести роль главного злодея. Однако жизнь всегда строится на неожиданностях — и оттого голубоглазый и стройный мужчина вдруг оказывается, вопреки всем приметам физиономистики, эталоном сдержанности, юмора и мужества. Но ведь так с самого начала нельзя как будто? Надо ведь что-то показать из поступков человека? Быть может, мы к ним приплывем.

Тут по радио среди хрипа (мешали, наверно, наши радары) передали, что двое новых космонавтов включили приборы и системы, выключенные их предшественниками Романенко и Гречко. Фамилии новых космонавтов разобрать не удалось, но можно было понять, что один из них — гражданин Польши. Потом сказали, что у космонавтов теперь тоже существует упорядоченная рабочая неделя. Особенно напирали на то, что, мол, два выходных.

— В отличие от нас, — сказал электромеханик.

XVII

В соседних каютах живут шоферы из гаража ЦК комсомола. Они сопровождают парк автобусов и легковых автомашин, который мы везем для нашей делегации на фестивале. И среди другого груза много фестивального. Когда это услышал, померещились бубны, барабаны и маскарадные костюмы, хотя стоит минуту поразмыслить — и понимаешь, что нужды фестиваля — это нужды в первую очередь гостинично-туристские, то есть реквизит праздничного стола, спальни и прочее. А что такое обеденный стол фестиваля? Миллион лишних тарелок, триста тысяч лишних вилок и так далее. Кухонное оборудование. Должно быть, и даже наверняка, кроме машин и шоферов мы везли к фестивалю и что-нибудь другое — может быть, прожекторы или бумагу для пригласительных билетов, а не вилки и тарелки, — это просто как пример самого необходимого.

Шоферов было шесть. Это были те самые мужики (мужики — в самом хорошем нынешнем значении этого слова, когда оно, перестав указывать на социальные корни, всю свою силу отдало качествам натуры), которые в любую дорогу берут с собой одно и то же — кусок мыла, бритву да смену белья. Больше, как ни ломай голову, класть нечего — и все остальное место в старом банном чемоданчике или в черном колодообразном портфеле, желтой наглой застежки которого владелец тихо стыдится (портфель — подарок тещи на пятнадцатилетие свадьбы), заваливается пачками сигарет. Это те мужики, которые превращают семью — в семью, написанное на бумажке — в выполненное и которые всегда — это уж безошибочно — хорошие солдаты. Я уверен, что в огромной народной войне не кадровые офицеры мирного времени и солдаты возрастного промежутка восемнадцать — двадцать один, а именно вот такие уже осознавшие себя мужики особенно страшны для врага. Мне кажется, что вообще никакой профессионализм и никакая выносливость не могут соперничать с силами, рожденными отчетливым сознанием… Куда это меня понесло?

Шоферов было шесть. Они тихо два дня отсыпались, вероятно ожидая качки. Но качки не было, и предстояло еще около двух недель только спать, да ходить к крахмальному столу в кают-компанию, да купаться в бассейне. И тогда они всей бригадой пришли к первому помощнику.

— Не, товарищ комиссар, мы так не можем, — сказал за всех Паландреич, их бригадир. — Дайте нам какую-нибудь работу.

В обязанности первого помощника капитана входит соблюдение всеми, кто есть на борту судна, кодекса морали и нравственности. Наверно, надо было сказать — «требование соблюдения», но тогда, в погоне за грамотностью, мы утратили бы оттенок смысла. С первого помощника спрашивается не за то, что он чего-то от экипажа не требовал, а за то, что кто-нибудь из его подопечных отколол, допустил, выкинул. Тогда против самого первого помощника выдвигается глагол — «не предусмотрел», или вторая стадия — «попустительствовал», «пустил на самотек», или же третья стадия — «смотрел сквозь пальцы». Рад заметить, что на «Голубкиной» этим даже не пахло.

Программа-максимум для первого помощника — это присутствие на борту только хороших людей.

Нашего первого, как я уже упоминал, звали Виктором Дмитриевичем. Перед ним стояло шесть человек, просивших работу. Первое, что сделал Виктор Дмитриевич, — он их всех полюбил. И, уже любя, стал думать, чем их занять.