Повести

С Юрой наши встречи были еще мимолетней. Представьте себе одуванчик в тот момент, когда он из цветка превратился в пуховой шарик на ножке. Окрасьте мысленно шарик в коричневато-рыжий цвет. Увеличьте получившееся до человеческого роста. Это и будет Юра. Его узкое умное лицо пряталось где-то в глубине рыжеватой огромной копны. Худое тело, тонкие длинные руки, длинные ноги Юры напоминали цветочный стебель. Лишь боковым зрением я улавливал, что у юноши этого, как и еще у нескольких парней, очень наполненная вневахтенная жизнь. Я видел их — моториста, системного механика, электрика и матроса — вместе очень часто. Что их сводит? Какие разговоры они ведут, о чем? Ответа полного я так для себя и не получил, но вот совершенно не отвечающий за судовую гидравлику — аппарель, кардек и погрузчики — Юра тенью на всех стоянках бродит за Славой Сантимовым. И уже все умеет: водить погрузчик, работать на нем, опустить аппарель… Поручал ему это кто-нибудь? Определенно нет. Для чего ему еще одна судовая профессия? Собирается Юра в дальнейшем ее использовать? По всей вероятности — нет. Через месяц он сдает экзамены в университет. И оттого завален учебниками столик в Юриной каюте, и оттого такие красные у него глаза.

— Михаил Сергеевич! Не устали?

Эти молодые парни еще думают обо мне, а я-то ведь здесь, как ни говори, на особых правах. Могу и к завтраку не выйти, и к обеду, если захочется отоспаться, а им-то ведь на вахту…

— А ты, Саня?

В ответ он только скалит зубы:

— Нам не полагается.

На Юре лица нет, я даже не спрашиваю его, устал ли он, — ясно, что он на пределе изнеможения. Не по его тонкой кости эти цепи и эти рычаги.

Кажется, нам остается последний фургон. За кормовой груз палубы «А» старпом и Михаил Дмитриевич могут быть спокойны.

Этот груз не поползет.

XXIX

Наверно, пора закругляться. Начинать все выходом судна и заканчивать обратным приходом обещано и не было — слишком ответственность велика. К тому же неминуемы вопросы: где у вас то, где это? Вы совсем не упомянули о том-то… А как у вас, простите, обстояло… Никак? Трудно поверить.

Пусть же будут отдельные картинки.

К примеру, Гавана. Мы встали у ее причала за две недели до фестиваля: город весь в предпраздничных приготовлениях, повсюду плотники сколачивают остовы трибун, павильонов, подмостков. Кое-где уже повешены приветственные транспаранты, в других местах их примеряют, чтобы вывесить попозже, совсем накануне. Не каждая ткань и краска могут две лишние недели сопротивляться этому яростному солнцу и этим удивительным тропическим ливням. Надо добавить — ежедневным. Вы встаете при солнце, солнце жарит до полудня, и вдруг мартеновский полдень становится белесым, матовым, желтоватым, замирает пыль, с неистовой отчетливостью проступают все оттенки запахов, которыми так богаты тропики, и над вами в небе, которое только что было голубым и чистым, висит желтая низкая туча. Ливень идет волнами, как из поливальной машины. Прыгают от восторга и купаются в мгновенно образующихся повсюду водоемах маленькие кубинцы, вода несется по улицам и дорогам. На наших глазах, например, залило седловину дороги и дождевой мутный поток дошел впередиидущей легковой машине до середины радиатора. Машина — это был «форд» пятидесятых годов — заглохла и остановилась, и из кабины выскочил в коричневую воду (выше чем по колено) весело ругающийся негр.

Вот закатные силуэты города — над блестящим маслом внутренней бухты золотая лента полыхающего горизонта, на ее фоне вырезанные из черной бумаги испанские башни и купола, и оба цвета — желтый и черный — проткнуты сверкающими иглами дуговых фонарей.

Удивительная, избыточная по нашим умеренным широтам и нравам жестикуляция кубинцев… Об этом сто раз писали.

Удивительная, избыточная растительность… Деревья в цветах, синие кактусы, листья размером с одеяло.

Милиция в Гаване: много милиционеров-девушек, но оттого, что при исполнении обязанностей они без головных уборов и обязательно по двое, блюстителями порядка они не кажутся, а мерещится что-то вроде обеденного перерыва или десятиминутки между лекциями — мы, мол, случайно на улице, идем из здания в здание. Милиционеры-мужчины, напротив, внушительны необыкновенно. Это здоровенные парняги на свирепых японских мотоциклах. Ездят они так, будто постоянно за кем-то гонятся.

Аквариум (океанариум?). Впервые на расстоянии вытянутой руки видел акулу. Можно сто раз разглядывать картинки, но когда впервые видишь в натуре ее хвост — хвост реактивного истребителя — и ее глаза, то содрогаешься невольно. Глаза коровы, собаки, змеи, даже стрекозы, щуки, рака — что-то выражают. У акулы же, во всяком случае у той, которую я видел, глаз, как таковых, нет, есть пятнышки на месте глаз, и пятнышки эти не содержат ни выражения, ни смысла. Акулы принадлежат к древнейшим существам на земле, они питались еще оступившимися на прибрежных скалах динозаврами, эволюция акул в последние сотни миллионов лет ничтожна… Бог мой, неужто это один из видов нащупанного природой совершенства?