Повести

Да простит мне Союз писателей, но его Дом творчества в Комарове, под Ленинградом, если говорить о его комфортабельности, по сравнению с жилыми помещениями в надстройке грузового судна БМП «Скульптор Голубкина» — это просто сарай с перегородками. Я даже не имею в виду салон капитана или старшего механика на «Голубкиной». Их апартаменты, мне показалось, среди служебных помещений на берегу аналогий вообще не имеют. Возьмем класс комфорта на три ступени ниже — скажем, каюты электромеханика и второго помощника капитана. Так вот они, эти каюты, близки по уровню отделки и предоставляемых удобств к номерам в гостинице «Россия» в Москве. Васильковые и густо-вишневые мягкие ковры, в каютах дерево, пластик, медь и полированный дюраль, зеркала и разнообразно расположенные люминесцентные лампы — одни пожелтей, другие поголубей, где что подходит; польская мягкая мебель с гобеленовыми чехлами на молниях, хромированная аппаратура душевых и ванных отсеков и кабин (на сорок два человека их в общей сложности около тридцати), льняные хрустящие простыни с бледно-зеленой полоской. Это в каютах. Пройдемте по судну. Лифт на десять этажей, пылесосы, АТС на полсотни номеров…

Так что у «Голубкиной» была не только грохочущая аппарель.

XI

Мы проходим Гогланд. Он в миле справа. Стоит маяк, безлюдно, черпая с проседью синева сосен — и сквозь них светится песок. Валуны. И на море штиль, как было, наверно, тем жарким летом начала войны. И так же блестит, как блестело тогда.

«Финский залив. Четверг, 3 июля 1941 года. 11 часов 00 минут. BG = 59°30,2′ и I = 26°21,5′ были атакованы неприятельской подводной лодкой с расстояния 8—10 кабельтовых, всплывшей прямо по носу и открывшей артиллерийский огонь. Немедленно легли на обратный курс 90°, машине дан самый полный ход. Применяя от артстрельбы уклонение зигзагами, пошли к Гогланду…»

Это выписка из вахтенного журнала теплохода «Выборг». «Выборг» уходил зигзагами, не ведая еще, что жить ему осталось только до встречи со второй подводной лодкой, которая караулила его на подходе к Гогланду. Гибель «Выборга» была первой потерей Балтийского пароходства в Великой Отечественной войне. Первым погибшим торговым моряком был боцман Дмитрий Иванович Денисов. При взрыве торпеды его завернуло в рваные стальные листы палубы «Выборга».

XII

Сижу в кают-компании за столиком капитана. По правую руку от капитана — первый помощник, по левую — старший механик, напротив — гость, то есть я. К гостю надо приглядеться: ведь еще неизвестно, кого прислали, так лучше приглядеться всем вместе — коллективным, так сказать, глазом. Втроем и смотрят. Пускают пробные шары. Хотя у них еще и между собой расстановка пока не вполне определилась — дело в том, что Эдуард Александрович Рыбаков замещает ушедшего в отпуск утвержденного на «Голубкиной» капитана. Рыбаков прилетел из Гданьска, где его судно, однотипное с «Голубкиной», проходит гарантийный ремонт.

У капитана Рыбакова крупная голова, мощные руки, хороший рост, несколько тяжеловатая для его сорока трех лет фигура. Впрочем, эта тяжесть воспринимается как дополнительное подтверждение надежности. И еще… Я связан необходимостью быть сдержанным — пишу ведь про реального человека, а то бы сказал — красив капитан: одни глаза чего стоят — большие, с внутренним ярким блеском, умные, все схватывающие!

Но как же мне быть? Я ведь пишу о действительно существующем человеке. Вот он возьмет и прочтет, а потом мне позвонит:

— Ты что это, Майкл, чего ты там такого напустил? То да се, глаза, блеск еще какой-то… Я тебе кто? Капитан?

Не знаю, что и делать. Отрицательных персонажей среди моряков экипажа «Голубкиной» я не нашел — ну разве что одного-двух с небольшими странностями. Однако я не хочу этим сказать, что отдел кадров Балтийского пароходства провернул какую-то немыслимую работу и ему удалось набрать на «Голубкину» людей с исключительно розовыми характерами и возвышенными представлениями о жизни. Не так, конечно. Нормальное судно, нормальный подбор людей. Ну, может, чуть более тщательный, чуть более требовательный, поскольку судно-то новейшее, огромное и работает на линии США — Голландия — ФРГ. Да еще заходы в Ленинград через каждые полтора месяца, то есть по нынешним временам полугодовых и годовых рейсов — условия для моряков замечательные. На такое судно всякий захочет. Но дело не в судне. Дело во мне.