Повести

- Нет, я не притих. - Кузнецов стряхнул мягкую дремоту оцепенения; Зоя смотрела на него с вопросительной улыбкой. - Вы… о немке?.. - спросил он.

- Да.

Эти фотографии убитой немки он видел раньше: в эшелоне альбомчик ходил по рукам; от нечего делать Нечаев показывал его всему взводу. И сейчас, услышав вопрос Зои, Кузнецов без особого интереса взглянул на фотографии. Молодая белокурая немка в облитом по талии мундире смеялась в объектив, вызывающе счастливая в окружении улыбающейся семьи, полукругом рассевшейся в плетеных креслах за низким столиком, среди сказочно яркой зеленой лужайки перед чистым, аккуратным дачным домиком. На другой фотографии - золотистый пляж, слепяще-снежные в морской сини паруса яхт, на берегу белые тенты, и шоколадно-загорелая немка в купальнике стоит картинно и гордо, обняв за плечи свою подругу с кукольно-нежным личиком, в накинутом на голое тело цветном халатике, с распущенными по плечам пышными волосами. Потом множество напряженных и строгих женских лиц, множество обтянутых по выпирающим грудям мундиров на фоне казарменного здания. Затем еще одна фотография на море: надутый парус накренившейся яхты, влажные от брызг сильные бедра этой белокурой немки, мужественно подтягивающей снасть над головой пышноволосой подруги, испуганно обнявшей ее полные ноги под брызгами вздыбленной волны.

- Эта беленькая… наверно, нравилась мужчинам, - сказала Зоя, не подымая глаз. - Все-таки красива… А вам нравится она, Давлатян?

Лейтенант Давлатян, занятый супом, не ожидая вопроса, сделал торопливый глоток и проговорил сердито:

- Ужасно недосаливает суп наш уважаемый повар. В горло не лезет. Подавиться можно… Отвратительное лицо! - заявил он, скользнув краешком глаза по фотографии. - Что здесь может нравиться? Эсэсовка и дурища наверняка. Улыбается, как кошка. Ненавижу эти фашистские морды! Как она может улыбаться?

«Да, он прав, - подумал Кузнецов. - Почему у меня тоже, когда вижу что-нибудь из Германии, сразу подкатывает что-то к горлу?»

- Насчет вкусов не спорят, Зоечка! - сказал, захохотав, Нечаев. - Тут я выдрал в конце. Посмотрели бы, что у нее за картинки были - умереть можно! Разный разврат. Особенно женский. Знаете, такая поэтесса Сафо была? В Риме…

- Ну и что? - Зоя удивленно повела на него длинными бровями. - Только не в Риме, а в Греции. И что же?

- Вы опять начинаете? О каком таком разврате вы говорите Зое, Нечаев? - краснея, одернул Давлатян. - У вас бзик какой-то! Или вы лишних сто граммов выпили?

- Сто свои, товарищ лейтенант. Трезв, как молодая монашка.

- Давлатян, вы меня защищаете? - сказала Зоя ласково и положила ладонь ему на плечо, тихонько погладила. - Какой вы чудесный мальчик! Ни о чем не знаете?.. А я уже видела эту гадость в одном немецком блиндаже под Харьковом… Когда вырывались из окружения. Оклеен был весь блиндаж.

Давлатян в растерянности вывернул плечо из-под ее снисходительно и нежно гладящих пальцев и, взъерошенный, проговорил:

- Оставьте, пожалуйста, товарищ санинструктор, свои неуместные замечания! Я не мальчик. И не гладьте меня, пожалуйста. Я не люблю…

- Ну, хорошо, хорошо. Не буду.

«Нет, он действительно прекрасный парень, этот Давлатян, - подумал Кузнецов, чувствуя благостно разлившееся по всему телу тепло выпитой водки и не вступая в разговор. - Он всегда мне нравился».

- Зоечка! - сказал Нечаев и, играя улыбкой, снял шапку, наклонил ладную, красивую черноволосую голову. - У лейтенанта Давлатяна невеста, а я один как перст. И мама во Владивостоке. Холостяк. Погладьте, буду терпеть. Я люблю это терпеть.

- Бессмысленно, Нечаев, - шутливо ответила Зоя, пожимая плечами. - Ну, что это вам даст? Вы все не так поймете. Потом во Владивостоке вы были в окружении королев-балерин… Нет, неужели, Давлатян, у вас невеста? - спросила она ласково. - А я не знала…

- Милая Зоечка, я буду тише травы, - взмолился наполовину серьезно, однако с навязчивой страстностью Нечаев, еще ниже склоняя голову. - Прикоснитесь пальчиками… Или брезгуете? Вот убьют завтра - и не испытаю, какие у вас нежные пальчики!

- При чем здесь невеста?.. Глупистика какая-то! - возмутился Давлатян и часто заморгал на Нечаева. - Прекратите эти неуместные бульварные пошлости, сержант! На месте Зои я сплошные пощечины вам отвешивал бы! Да, да!

- Спасибо, лейтенант…

Зоя засмеялась, в то же время сдерживая смех, ее суженные глаза лучисто светились, устремленные на смущенного Давлатяна.

А Нечаев, надев шапку, явно раздосадованный тем, что ему помешали в приятной, развлекающей его игре, изобразил обиду на фатоватом, с бархатными родинками лице, сказал:

- Напрасно, товарищ лейтенант. Испытать Зоечку хотел, а вы уж!.. Играет она: и вроде замужем была, и вроде ей тридцать лет, и все знает, а сама… одуванчик!

Но тотчас умолк, попав в луч ее взгляда.