Однако, наибольшее значение для Гоголя, несомненно, должна была иметь повесть Г. Цшокке “Похвала носу”, напечатанная в “Молве”. [“Молва” 1831 г., №№ 37 и 39. Отдел анекдотов. На связь “Похвалы носу” Цшокке с сюжетом “Носа” было указано Г. Чудаковым — “Отношение творчества Гоголя к западно-европейским литературам”, “Университетские известия”, Киев, 1908, № 8, стр. 167.] В повести Цшокке в шуточной форме подчеркивалось значение носа для “всякого человека” и намечался уже трагикомический эффект его потери. “В самом деле, отнимите нос у самого приятного милого личика, и что останется? Совершенный кочан капусты”.
Подражанием “Похвале носу” Цшокке явился шуточный рассказ Карлгофа “Панегирик носу”, напечатанный в 1832 г. в “Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду” и свидетельствующий о том, что повесть Цшокке не прошла незамеченной. В рассказе Карлгофа упоминалось о том, что “с потерею носа теряется благородство человека, что нос есть олицетворенная честь, прикрепленная к человеку”.
“Похвала носу” Цшокке и “Панегирик носу” Карлгофа могли быть известным импульсом для сатирического замысла Гоголя, подсказывая близкую гоголевскому “Носу” тему о потере “олицетворенной чести” и последствиях этой потери, — тему, развитую Гоголем, конечно, с гораздо большей остротой и глубиной.
Следует также указать и на черты сходства “Носа” Гоголя с “Тристрамом Шанди” Стерна, [Л. Стерн. “Жизнь и мнения Тристрама Шанди”. СПб., 1804–1807, ч. III, стр. 86—113.] такой же как и “Нос” немотивированной сатирой-гротеском.
Ситуация с носом, запеченным в хлеб, скорее всего, явилась у Гоголя пародийным использованием эпизода с “печеной головой” из популярного тогда романа Морьера “Мирза Хаджи Баба”, вышедшего в начале 30-х годов в двух переводах. [“Мирза Хаджи Баба Исфагани в Лондоне”, 4 части, СПб., 1830; Морьер. “Похождения Мирзы Хаджи Бабы Исфагани в Персии и Турции или Персидский Жилблаз”. Перевод с английского, 4 части. СПб., 1831.] Кроме подбрасывания “печеной головы” к цирюльнику, можно отметить и в других деталях романа некоторое сходство с “Носом”.
Сюжет “Носа” не стоит особняком и в творчестве самого Гоголя. Связанные с носом мотивы и образы встречаются и в других его произведениях и даже в переписке: ср. эпизод в “Невском проспекте” с носом “жестяных дел мастера” Шиллера, которому сапожник Гофман собирался отрезать его. Этот эпизод представляет вариацию того же мотива, что образы и гиперболы, связанные с носом в “Заколдованном месте”, в “Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем”, в “Риме”, в заметке в альбоме Е. Г. Чертковой и, наконец, в письмах Гоголя (в особенности в письмах к М. П. Балабиной от 15 марта и от апреля 1838 г.).
В цикле петербургских повестей Гоголя “Нос” занимает особое место не только по своеобразию своего сюжетного замысла, но и по своей литературной направленности.
Фантастическая невероятность сюжета, необычность его для традиций русской повествовательной литературы в известной мере сближают повесть Гоголя с фантастикой Гофмана и русского “гофманианства” конца 20-х—начала 30-х годов. Можно привести и ряд отдельных мотивов, общих у “Носа” Гоголя с “Двойником” А. Погорельского и “Пестрыми сказками” В. Ф. Одоевского. [“Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою, магистром философии и членом разных ученых обществ”, изданные В. Безгласным. СПб., 1833, цензурн. разр. от 19 февр. 1833 г.]
Наиболее существенным является совпадение “Носа” со “Сказкой о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем” В. Одоевского, где расказывается о явлении владельца мертвого тела к приказному Севастьянычу. Потерпевший, подобно Ковалеву, диктует заявление о пропаже своего собственного тела (сравнить объяснение майора Ковалева с чиновником газетной экспедиции, которого он просит дать объявление о пропаже своего носа). При этом вопрос ничего не понимающего приказного: “Что же покойник крепостной что ли ваш был?”, совпадает с репликой чиновника у Гоголя: “А сбежавший был ваш дворовый человек?”
Неоднократно указывалось на связь “Носа” с “Приключениями в ночь св. Сильвестра”, с “Историей о потерянном отражении в зеркале” Гофмана [См. например И. И. Замотин “Три романтических мотива в произведениях Гоголя”, Варшава, 1902, стр. 3.] и “Петером Шлемилем” Шамиссо. Однако эти связи очень отдаленны и не позволяют говорить о каком бы то ни было заимствовании. Гораздо правильнее будет сопоставление “Носа” со всей гротескно-сатирической манерой Гофмана, с его игрой на неожиданном превращении вещей (“золотой горшок”, “Королевская невеста” и др.).
Но исследователи (Стендер-Петерсен и др.) уже отмечали, что “Нос” Гоголя не фантастическая повесть романтического типа, а “ироническая пародия на романтику”.