Повести

Об этом портном нечего и говорить, но читатели народ ужасно любопытный, им непременно хочется узнать, что и какой портной и был <ли> он женат и в которой улице живет и сколько расходует и кáк у него нос, крив ли и вздернут или просто лепешкой. Итак, хоть оно казалось нечего бы говорить о портном, но т. к. автор совершенно во власти читателя [то]… нечего делать.

Сначала он назывался просто Петр и был крепостным человеком не помню у какого-то барина. Петровичем же он стал называться с тех пор как получил отпускную, [с тех пор как отпуще<н>] женился и стал попивать довольно сильно по праздникам, сначала главным, а потом и всем церковным, где только есть в календаре крестик, нужды нет что не в кружке. С этой стороны Петрович был сильно привязан к религии. На счет же, [На счет того] на третьей ли жене он женат или на первой, прошу пред читателями извинения, право не знаю; знаю только что есть жена, расхаживает и по воскресным дням надевает даже чепчик. Собой же кажется вовсе не смазлива, так что одни только гвардейские солдаты заглядывают ей в лицо, когда <1 нрзб.> моргнувши как водится и испустивши потом что-то подобное на рычание сквозь… [Не дописано.]

Портной, взявши в руки капот и вскинувши немного пол<ы?>, посмотрел его всего против света очень тщательно и покачав головою полез в карман за табаком. [На полях написано: а. Акакий Акакиевич очень понимал этот жест: он всегда употреблялся в дело , это значило, что положение дела должно быть было довольно трудно. Чрез несколько минут [вышла] [вытащил] [показа<лась?>] рука Петровича вышла из кармана с табакеркой. — б. а сам полез в карман своего довольно дурно сшитого сертука, что как известно почти всегда бывает у хороших портных. Вытащенная им из кармана вещь была табакерка с портретом какого<-то> генерала, какого именно не известно потому что |лицо] в месте, которое занимало лицо, была проткнута пальцем дырка, которую он залепил бумажкой; вынувши табакерку он попринялся набивать себе ноздри. ] Понюхав табаку, [Сверху написано: Набивши обе ноздри и потом] он перевернул шинель [Сверху написано: которая была [обровн<ена?>] [на меху] извнутри подбита каким-то мехом похожим несколько на [шерсть которую] мех, которым обивают внутри зимние валенки .] вниз и так верх ногами, и вновь начал [и стал] рассматривать против света. [рассматривать против света. Но не добравшись, только всю распл<астал?>. Сверху написано: нагрузивши обе ноздри и встряхнувши руками] Последовало вновь качание [Сверху написано: Итак случилось то же самое] головою, [качание головою и самое крепкое набитие носа табаком] после чего он полез в карман за табаком [за табаком натыкавши] и вновь натащил в нос табаку, [а. и вновь понаровил себе обе ноздри б. и вновь нафабрил] после чего положил шинель на стол и сказал: Нет. Ничего нельзя сделать. Можно бы еще. Если бы сукно не было больно так попротерто. [не было так протерто. ] Клинчики и кусочки [Клинчики и лоск<утки>] можно бы еще как-нибудь положить: посмотрите только сукно не выдержит. [Далее начато: Это] Такой ответ до того смутил [Не дописано. ] …

II. ОТРЫВКИ ВТОРОЙ РЕДАКЦИИ

1.

<А> В департаменте податей и сборов или, как любят иногда называть его чиновники любящие поострить, подлостей и вздоров [Авторская сноска в рукописи: [назван<ние>] да не подумают впрочем читатели, чтобы это название основано было в самом деле на какой-нибудь истине, ничуть, здесь все дело только в этимологическом подобии слов. Вследствие этого департамент горных и соляных дел называется депар.<таментом> горьких и соленых дел и тому подобное. Много приходит на ум иногда чиновникам во время, остающееся между службой и вистом, когда на зло трескучему морозу где-нибудь в комнате, при освещенном свечами вечере и шипячем самоваре <не дописано>.]