В райкоме Генке сказали, что первая группа, то есть мы, уже поехала, а больше автобусов не будет. Других детей отвезут аж послезавтра, «потому что у них там не всё готово». И пусть Генка идет домой. Но дома у Генки никого нет, потому что отец с мамой поехали на море, и Генка решил добираться своими силами.
Расспросив, где находится лагерь, он сел на автобус, который ехал от автовокзала в Житомир, сошёл на пятьдесят четвертом километре и потопал лесной дорогой. Стало смеркаться; наползла тьма, а лагеря всё не было. Генка, справедливо рассудив, что раз есть дорога, то она должна куда-то вывести, шёл по ней, пока, наконец , за полночь достиг нас.
— Чему же ты так долго ходил лагерем? — спросил у Генки начальник, выслушав ещё и нас.
— Я не знал, это мой лагерь или нет, а будить кого-то побоялся. Вот я и ходил.
— Ну и ну! — покачал головой начальник лагеря. — Это же надо! Двенадцать километров лесом ночью! У вас ещё есть свободные места? — обратился он к нам.
— Есть! Конечно! — ответили мы. — Идём, Генка!
— Расходитесь, расходитесь все спать! — приказал начальник лагеря, потому что вокруг уже собралась большая толпа: все хотели узнать, что же за вопли были, и послушать Генкин рассказ.
— И ты иди, Коля, то есть, Генка Мусюкин, ложись с ребятами. Ну и ночка! Это же только первая ночь!
— А я и не Мусюкин совсем, — сознался Генка. — Я Быструшкин. Это я все выдумал, потому что испугался. Думал, может, вы меня в милицию захотите... А ещё этот вот палкой... Хорошо, что не по голове.
— Что за дети! — пожал плечами начальник лагеря. — Один на машине разъезжает, второй среди ночи гаммы играет, третий блуждает лесом под псевдонимом, да еще и какие-то бессмыслицы говорит! Идите уж, чтобы через минуту все спали. Завтра подъем на час позднее.
После того случая в лагере закрепилась мысль, что Славка — наипервейший в мире храбрец.
— Это же подумать только, — говорили девочки, — не побоялся среди глухой ночи один наброситься на неизвестно кого.
Просто смешно. Как же один, когда мы были рядом, и как же на неизвестно кого, если это был Генка. Тоже мне — бандита нашли! Увидели бы они, как Славка в палатке трясся!
— Что ты, лучшей фамилии не мог себе придумать? — спросил у Генки Митька, когда мы в конце концов улеглись.
— А я й не придумывал, — искренне сознался Гєнка. — Оно само придумалось. Вы же не скажите никому.
Мы, конечно, молчали, но, наверное, рассказал начальник лагеря, потому что с того времени Генку все начали называть Мусюкиным. «Мусюкин, иди сюда!» — «Мусюкин, иди туда». — «Мусюкин, ты сегодня дежуришь». — «Мусюкин, тебя вожатая зовёт». И даже начальник лагеря зачастую называл Генку Мусюкиним. Но он просто путал: так ему в память эта фамилия врезалась.
Сначала Генка очень сердился, а потом перестал.
— Подумаешь! — сказал он. — А если бы я и в самом деле был Мусюкин, а выдумал бы Быструшкина, то меня назвали бы Быструшкиным? Мусюкин — так Мусюкин. Тоже хорошая фамилия. Ничуть не хуже!
За три дня мы навели в лагере такой порядок, «что аж больно смотреть», как сказал Митька. Совсем другой лагерь стал. Нигде уже не видно ни мусора, ни строительных отходов: посыпаны песочком аллейки, свежевыкрашены беседки — чистота и красота!
На лагерных линейках только и делали, что объявляли нам благодарности, — нам даже надоело. Но не очень.
И вот на третий день, когда в конце-концов все съехались и начальник лагеря, Александр Николаевич, уже никому не кричал: «Куда вы их привезли?!», на вечернюю линейку вместе с нами вышла и группа рабочих.
— Друзья! — начал Александр Николаевич. — Давайте поздравим людей, которым мы обязаны таким замечательным лагерем, людей, которые выстроили его для нас!
Мы все дружно захлопали в ладоши.
— А не так-то и просто, — продолжал Александр Николаевич, — выстроить лагерь на голом месте. Всё, конечно, приходилось делать своими руками и всё носить на своих руках — нагружать, разгружать, тесать, даже воду для цементного раствора, пока не провели трубы, приходилось носить от реки ведрами. Всё это, конечно, не могло не задержать строительства, потому что техника — какую же сюда, в лес, можно привезти особую технику? И вот тогда Никодим Петрович, — начальник лагеря указал на усатого коренастого мужика с добрым лицом, — бригадир, предложил работать несколько последних дней в две смены. Ну и вот, повернитесь кругом, оглянитесь — вот ваш лагерь. Он построен руками Никодима Петровича и его товарищей. Благодаря им вы можете отдыхать и, думаю, таки хорошо отдохнете.
Мы снова захлопали.
— А сейчас слово предоставляется Никодиму Петровичу!
Никодим Петрович вышел вперёд, миг помолчал и начал: