Повести

 — Вот, граждане, какое дело. Выходит, земля председателя комитета и его братьев вклинилась в самую глотку общества. Выгон в их руках. Все бы ничего, но теперь, когда мы землю у Сабуренкова отобрали, нам необходим прогон. И под выгон луг нужен. На нем телят пасти, бабам посконь стелить. Избранный вами председатель комитета, как мелкий землевладелец…

 — Какой мелкий, — перебили меня, — дай бог каждому!

 — Отобрать у него отруба и участки!

 — Землю под один клин!

 — Измытарили нас богатеи…

 — Кто Николая старостой ставил в те годы? Земский начальник. Зачем нам в комитете такой?

Николай пытается что-то сказать, но ему не дают и рта разинуть. Я шепнул Филе, чтобы он никого не останавливал, особенно баб. Почти каждый двор был у Гагары в долгу. Пусть выскажутся, пусть в крике изольют всю ненависть, и пусть Николай узнает, чего хочет народ. Крики о перевыборах членов комитета все усиливались. Уже называли фамилии. А когда увидели подходивших двух мельников — Дерина и Козулина, встретили их насмешками, улюлюканьем, словно воров. И верно: это были мирские воры, но крали не ночью, а днем, въявь.

Кто-то из въезжей вынес стол, на столе оказалась бумага. Кто-то взял меня за плечи, усадил, солдатка Маша в самое ухо кричит:

 — Пиши!

И под крики, в которых ясно звучит многоголосое, хоть и не проголосованное еще поднятием руки желание народа, я записал два пункта. Встаю на скамейку, машу бумагой.

 — Товарищи, волею народной постановляется: «Первое — обсудив вопрос об отрубах и участках, введенных законом Столыпина при царе, мы, граждане, силою революции отменяем этот закон и всю землю считаем общественной. Второе — разобравшись на деле, кто истинные защитники народных интересов, а кто утеснители, мы выражаем недоверие Николаю Гагарину, Василию Козулину, Денису Дерину и вместо них избираем других…» Товарищи, проголосуем, что я вам прочитал… Филипп, голосуй!

 — Кто за отбор отрубов и участков, а землю поделить, поднимите руки! — закричал Филя.

Не успел он договорить, как взметнулись руки.

 — Большинство! — сказал Филя. — Кто против?

Подняли и против, но то были отрубники, и далеко не все. Я случайно посмотрел на Игната. Нет, против он руки не поднял. Проголосовал Филя и второй пункт. И когда проголосовал, снова я встал на скамью и, обращаясь к Гагарину и мельникам, объявил:

 — Отныне вы волею народа лишены власти!

 — Ура–а! — Кругом захлопали в ладоши.

Кандидатов в комитет навыкликали полсела. Многие отказались, против некоторых выступили. Даже против Игната выступили, но я сказал за него слово. И после голосования я дочитал протокол:

 — «…вместо них избрать Федора Чернова, Фому Тараканова и Марью Медведкову».

Вдруг в задних рядах народа произошло какое-то движение, раздались восклицания, захлопали в ладоши.

 — Что там? — спросил я Филю.

 — Матрос Гришка заявился!

Среди расступившейся толпы шел Гришка–матрос. Одной рукой он опирался на костыль, за вторую вела его ликующая Дуня.

Гришка прошел к столу. Он поздоровался, и народ восхищенно смотрел на него, широкоплечего, в матросской шинели и бескозырке. Он не выражал желания говорить, но раздались крики:

 — Скажи что-нибудь!

Гришка посмотрел на Филю, на меня, словно спрашивая, надо ли говорить.

 — Обязательно, Григорий, — шепнул я ему.

И Гриша, опершись на костыль, продолжая держать Дуню, словно боясь ее выпустить, набрал в широкую грудь весеннего воздуха, снял бескозырку.

 — Дорогие товарищи, привет вам «от балтийских моряков!

Говорил он не торопясь. Рассказал, что делаетея в Питере, что такое коалиционное правительство.

 — Но у нас есть великая партия, которая за интересы беднейших, за передачу всей власти в руки рабочих и крестьян. Партия большевиков и ее учитель Владимир Ильич Ленин дали лозунг: «Долой десять мииистров–капиталистов из Временного правительства!..» Кто эти министры? Помещики, фабриканты, кадеты и эсеры во главе с Керенским. Этим захват–чикам нет нужды до крестьян и рабочих! Сами эксплуататоры, сами буржуи всех стран. И второй лозунг: «Долой двоевластие! Вся власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!» Под этими лозунгами идут многотысячные трудящиеся массы народов во всех городах. И мы, крестьяне, поддержим и пойдем по рейсам партии большевиков. Да здравствуют большевики! Да здравствует земля, мир и трудовой хлеб!

Так говорил Гришка. А Дуня стояла рядом и радостно посматривала на своего мужа.

 — В комитет Григория! — закричали солдатки.

 — Голосуйте! — и уже подняли руки.

 — Григорий, — говорю, — в комитет тебя. Согласен?

 — Воля народа, — ответил Гришка…

В один из вечеров, когда я сидел и подсчитывал вместе с Григорием количество земли, в избу вбежала Мавра.

 — Ку–уму–ушка, на поминки готовься!

 — Господи, — испугалась мать, — аль кого убило?

 — Сам Гагара помер.

 — О–ох, — облегченно вздохнула мать, — а я-то испугалась!

26

Вышел я из села рано. Посмотрел на свою почти отстроенную избу, и стало радостно, что в новой избе начнется и новая моя жизнь.