Повести

Смех долго, раскатисто гудел в лесу. Смеялся и Сенька, славно уставший, радостный, перебиравший ногами, как перед плясом.

Комаринец Ложкомой подошел к нему, медленно разминаясь на месте, сказал:

- "Эх, рассукин сын, вор, комаринский мужик!.."

Сенька, уперши руки в бока и поводя бровями, быстро ответил:

- "А не хочет, не желает он боярыне служить!"

Кто-то крикнул:

- "Сняв кафтанишко, по улице бежит!"

Ложкомой заложил ногу за ногу. Сенька замесил пятками навыверт:

Он бежит, бежит,

Повертывает!

Ево судорга подергивает!..

Складывалась песня.

Лес стонал. Тут и там ломали коленца взад и вперед, валяли скоком и Загребом:

Ох, боярыня ты Марковна!

У тебя-то плеть не бархатна.

У меня ль да сердце шелковое,

Инда зуб о зуб пощелкивает...

Комаринцы грянули вприсядку.

Гудел лес. Загасли костры, сизо, горьковато дымя. Никла под коваными сапогами колокольчатая синь горечавок...

- Идут! Идут! - вдруг звонко прокричали в стороне.

Оборвав пляс, треща валежником, комаринцы гурьбой устремились на дорогу.

Растянувшись на версты, завивая белую, жаркую пыль, шел обоз. За ним неровным строем подвигалось ополчение.

Подъехали конные.

- Юшка! Беззубцев! - окликнули комаринцы молодого стрельца. - Куда, черт, правишь? Своих не приметил?

- Здорово! - Не по летам тучный, с серым, отеклым лицом казак спешился. - Заждались?.. Зато боле двух тысяч нас. А большой воевода один тыщи стоит.

- Он-то где ж?

- А в обозе. Болотников Иван Исаич - вона он. Я-то с ним ведь с одного села. Бывалый человек: в турском плену был, папаримские земли прошел и за правду нашу стоит твердо.

- Чего долгое время не шли?

- А в пути дела много, - лениво протянул казак. - Да заходил воевода в села - искал Телятевских князей. Он-то на них издавна в обиде...

Прошло ополчение, и снова тянулся и скрипел обоз. Но уже кое-где зачернели котлы и бледно выметывался из дымных костровых шапок лепест-огонь. Кони, телеги, пыльные станки пушек стали табором от села до леса...

Болотников вышел к комаринцам без шапки, тихий, простой. На нем был прямой - со сборами по бокам - серого цвета кафтан. Он отстегнул саблю, положил на землю и поглядел ввысь - там кружились ястребы. Желтое жниво полнил трескучий, сухой звон кузнечиков. Кони топали, бесясь от оводов и зноя.

- Браты! - негромко сказал он. - Брел я с Веницеи-города на Русь, и довелось мне пройти Самбор литовский. Видел я там нашего государя и говорил с ним. Поставил он меня большим воеводой. Не ведаю, как на деле будет, а в речах высказывался царем прямым крестьянским. Обещался я служить ему, и то мое слово верно, да мыслю, и, кроме той службы, забота есть!

- Как не быть? - отозвались в толпе. - Людей своих посылают бояре в вотчины и велят им с крестьян брать жалованье и поборы, чем бы им было поживиться. А мы с того голодом помираем, скитаемся меж дворов!

- А царь-то выход отнять замыслил!

- Юрьев день воротить бы! Вот што!

- Не, браты! - твердо сказал Болотников. - Иное надобно. Саблю свою кинул, не возьму, коли не станете меня слушать. Малая искра велик родит пламень!.. Зову вас: бояр, дворянство, приказных, неправду их силой порушить! Москва - што доска: спать - широка, да гнетет всюду. О Юрьеве дне забудьте! Вот моя дума: боярство - холопство, крестьянство господство! Ей, браты, крестьянской кабале на Руси не бывать!..

Круг вольницы развернулся, радостно, буйно плеснув гулом. Люди, тесня друг друга, пробирались вперед, кричали, опрокидывали котлы:

- Слово твое - што рогатина!

- Возьми саблю, веди Иван Исаич!

- Ну-те, ребята, промыслы водить - замки колотить, наших приказных бить!..

Засветло комаринцы пришли в Севск. Городские казаки, ямщики и ремесленники встретили их. Стоя на деревянной стене, они размахивали шапками и орали во все свое степное горло.

Овражистый, кишевший беглыми городок наполнился скрипом обозов, деловитой суетой ратного волнения. Болотников вошел в приказную избу. Под окнами стоял народ. Юшка Беззубцев и седой, в отрепьях бобыль Пепелыш стали выносить из избы и складывать у порога бумаги и книги.

Болотников стал в дверях.

- Ну-ка! - звонко сказал он. - Как мы землю сами себе приберем, то подайте сюда книги государевой десятинной пашни*.

_______________

* К н и г и г о с у д а р е в о й д е с я т и н н о й п а ш н и книги, по которым велся учет обрабатываемых казенными крестьянами царских земель.

Он схватился за саблю. Из ножен выкинулся короткий блеск. В несколько крутых взмахов изрубил книгу и разметал ногой бумажные лохмотья.

- А как нынче мы сами себе суд и расспрос, - сказал он еще громче и звончей, - подайте сюда и книги всяких судных дел!..

Народ двинулся к нему; с криком хватал хрустевшие связки, топтал, жег в стороне на кострах, разрывал в клочья.

- Чуйте! - говорил Болотников, отступая от книг. - Идите к нам, все воры, шпыни и безымянные люди, и мы будем вам давать окольничество, дьячество и боярство!.. Ну, где ваши проклятые кабалы? Где листы обыскные о беглых? Под ветер спустили, под дым! То ли еще будет!

Комаринцы привели скрученных людей.

- В чем повинны? - спросил Болотников.