Повести

- Не могу, Чибисов! Поймите, людей нет! Кем я вас заменю, кем? Нечаев - наводчик, он должен оставаться у орудия. Вы не справитесь, если стрелять будет нужно! Понимаете?

А Уханов и Рубин, чьи фамилии он назвал, уже стояли около него в ровике, о закаменелую землю корябали, шуршали шинели - оба сосредоточенно и молча заталкивали в карманы гранаты, и Рубин, рассовав гранаты, круглые рубчатые «лимонки», перебросив ремень автомата через плечо, выговорил со злобной недоброжелательностью: «Тьфу в душу, бога мать! Пули таким мало!» - и, отхаркиваясь, сплевывая, потоптался, точно землю валенками уминал. Уханов же, дыханием согревая железо автоматного затвора, проверил его ход, поднял взгляд на жалкое, сморщенное задавленным плачем и тоской лицо Чибисова, сказал сочувственно:

- Если бы людей у нас побольше, с чистой совестью послать тебя нужно было в землянку к раненым, там помогать. А так что делать?

- Не живой, обмерз я… - И Чибисов в припадке отчаяния умоляюще подался как бы под защитную силу Уханова, повторяя: - Закоченел, всего меня трясет! Чую, случится со мной… силов никаких нет, сержант…

- Дошло, - спокойно согласился Уханов. - Давай-ка, Чибисов, вот что сделаем, если не возражаешь. Разотру я тебе снегом руки - станет теплее, будет как надо. Сначала замерзают руки, потом замерзаешь целиком. Давно известно. - Он поблестел стальным зубом, вроде улыбнулся. - Сейчас, лейтенант, пару минут. Разреши! А то сосулькой станет. Отойдем, Чибисов, чтобы глаза не мозолить.

- Подождем две минуты, Уханов, - ответил Кузнецов со смешанным чувством жалости и презрения, стараясь не глядеть, как покорно заковылял Чибисов по ходу сообщения, как тряслась его голова в беззвучном плаче.

То, что случилось с Чибисовым, было знакомо ему в других обстоятельствах, в том своем крещении под Рославлем, и с другими людьми, из которых тоской перед нескончаемыми страданиями выдергивалось, точно стержень, все сдерживающее, и это было предчувствием смерти. Таких заранее не считали живыми, на таких смотрели как на мертвецов; и он с омерзением к человеческой слабости боялся тогда, чтобы похожее когда-нибудь не коснулось и его.

- Навоюем с такой бабой мармеладной! Сопли распустил до пупа! Убить мало!

- Прекратите, Рубин, - повернулся к нему Кузнецов. - Откуда у вас эта злоба на всех? Не пойму. У вас-то руки действуют? Спусковой крючок можете нажимать? Если нет, вам-то я не поверю! Запомнили?

- Добрый вы ко мне, лейтенант. Ох, какой добрый! Не то что к Чибисову. Старое помните?

- Думайте что хотите, - сказал Кузнецов, нахмуренно посмотрел туда, где темнела за щитом орудия прямая фигура Дроздовского, и не без вызова подумал, что, в сущности, безразлично, слышал он или не слышал разговор с Чибисовым.

- Лейтенант Кузнецов! Кто здесь причитал? Чибисов? Что он? Отказывается идти?

Дроздовский быстро подошел, стал в одном шаге от него, как всегда весь натянутый струной, весь в готовности к действию, подобранный, обладающий холодом, такой же, как прежде в эшелоне и на марше; по его виду можно было судить, что он не сомневается ни в чем, спокоен, уверен, ничего с ним не случилось и не случится, и Кузнецов сухо ответил:

- У тебя слуховые галлюцинации, комбат. За Чибисова отвечаю я.

- Положим… Но вот что, Кузнецов, - заговорил Дроздовский утверждающе и решительно. - К разведчикам надо идти большой группой. Три человека не сумеют вынести троих. Я тоже пойду. С двумя связистами. Пойду вслед за вами. Правее двух сожженных бронетранспортеров.

- Можешь не беспокоиться, комбат, - с холодной отчужденностью ответил Кузнецов. - Если там кто-нибудь остался в живых, сумеем уж вынести.

- Не беспокоюсь, Кузнецов, не беспокоюсь! Но я пойду за вами! - проговорил Дроздовский и, дрогнув ноздрями, смерил его взглядом с головы до ног, потом отстранил с пути независимо молчавшего в ровике Рубина, крупными шагами пошел к орудию, где под бруствером Зоя с помощью Нечаева перебинтовывала разведчика.

«Если меня убьют сегодня, значит, так должно и быть, - стискивая приклад автомата, подумал Кузнецов, но тут же отогнал эту мысль: - Почему я подумал об этом?»

- Товарищ лейтенант, готовы!.. Все - как на свадьбе!

Из хода сообщения в ровик вошел Уханов, а позади него маленький, тихий, виновато-понурый Чибисов, вдавивший голову в плечи; карабин был прижат к его боку ненужной мешающей палкой.

- Вот и прекрасно… Оставьте карабин Нечаеву, возьмите его автомат, - приказал Кузнецов и кивнул Уханову: - Пойдете рядом с ним. Я - с Рубиным. Ну, все. Вперед!

В это время у орудия зашевелились, замаячили фигуры на площадке, и сбоку Зоя и Нечаев на руках пронесли к берегу разведчика с немыслимо утолщенными, забинтованными ногами, и ветерком повеяло на Кузнецова еле различимым шепотом:

- Счастливо, мальчики! Возвращайтесь!.. Ни пуха вам ни пера!

Кузнецов не ответил ей.

Глава двадцать первая

- Вперед!