Словом, Климов сел на своего любимого конька, мол, грош вам цена как специалистам, как людям, если вы не любите свое дело, свою работу. Однако вид у папаши Зимы был такой, что становилось ясно: как раз эти–то климовские критерии человека для папаши далеко не главные. Он вон даже поморщился, как от зубной боли, мол, какую ты ерунду городишь!.. Однако это лишь подстегнуло Климова.
— Техника бездушна, говорите! — тоже запальчиво возражал он хозяину. — Нет, она как раз не бездушна! Я вот у себя в лаборатории приспособление придумал и сделал. Пусть и не велико изобретение, но оно мое, понимаете, — мое! В нем мои мысли, мои нервы, мой труд. Это не бездушное железо, в нем — частица меня самого, моей души. В нем, в этом устройстве, и мое бессмертие, если хотите! Меня не будет, а оно останется, и кто–нибудь использует его и сделает большое открытие. Вы вот верите в царство небесное, а я здесь, на земле, хочу себя обессмертить. Это и есть истинное бессмертие, а ваше — самообман. Ничего от вас не останется! — вот ваш удел… А если на Земле ничего после себя не оставите, сами знаете, ждет вас полная смерть, полное забвение!.. — Климов видел испуганные глаза Лины, чувствовал, что его «понесло», что не надо бы переходить на личности, но ничего поделать с собой уже не мог. — Вот теперь давайте и сравним, кто лучше: верующие или неверующие. Я хоть и неверующий, а не считаю себя хуже вас! Не считаю!..
— Ну, а выпивать–то любишь? — насмешливо и едко спросил Зима. А Лина нервно рассмеялась.
— Люблю… — с вызовом сказал Климов. — Вино — одно из удовольствий жизни, и почему я должен отказывать себе в этом удовольствии?.. Я ведь не запоем пью. Иногда. С друзьями. По праздникам…
— От «иногда» до «частенько», молодой человек, очень и очень небольшой шаг, — поучительным тоном сказал Зима. — Все алкоголики начинали с «иногда». А кончалось запоями, деградацией, маразмом, развалом семьи, искалеченными детьми, растоптанными жизнями… Да и табак куришь, кажется?..
— Ну, курю…
— И девочек любишь?
— Любил… до Лины. А теперь никого мне не надо, кроме Лины…
Лина покраснела до слез. Встала и бесшумно, опустив глаза, вышла из комнаты.
— Ничто не проходит, не исчезает бесследно в человеке, — по–отцовски вздохнул Зима. — Надоест Лина, поманит какая–нибудь свеженькая, и пойдешь за ней… Можешь сказать уверенно, что не пойдешь?..
— Да что вы!.. Не пойду я от Лины никуда!
Зима только развел руками, — где, мол, гарантии?..
— Одна лишь вера в бога дает чистоту души, полное очищение от пороков, только вера! — назидательно сказал Зима. — Вы сейчас оба ни о чем не хотите думать. Вам лишь бы пожениться, а потом, мол, будь что будет. На то мы, старики, и есть, видно, чтобы думать. Чтобы задаваться вопросом — а что из этого получится?.. Вот мы и думаем, что ничего хорошего из этого не получится. Сначала, может быть, все будет нормально, а потом появится раздражение. Лина по выходным будет ездить в молельный дом, а тебе захочется с друзьями выпить, в ресторан сходить. Вот и раздражение, вот и начало разлада в семье. А дети появятся — тогда как? Ты им будешь одно говорить, она — другое… Курить у них на виду будешь, выпивать — они перенимать у тебя… Какая это жизнь? — Зима мрачновато усмехнулся и тоже ушел из комнаты, мол, чего попусту воздух словами сотрясать? Ушел. А у Климова в очередной раз все нутро зашлось от отчаяния, от сознания безысходности.
Так он и сидел некоторое время, словно бы окоченев, превратившись в один сплошной вопрос–вопль: что же делать? Что делать?..
Чуть позже в комнату заглянула Ольга Николаевна и позвала гостя отужинать вместе с Линой.
Климов поднялся, помыл в чистенькой ванной руки, прошел в аккуратно прибранную кухню, сел за столик, накрытый нарядной клетчатой клеенкой, за которым уже сидела печальная Лина в своем домашнем халатике.
Ольга Николаевна накладывала в тарелки винегрет и рассказывала:
— А мы вчера отпраздновали Раину свадьбу… — Хозяйка так и светилась вся тихим материнским счастьем. — Народу было — полная гостиная! Яблоку негде упасть. Наши ведь такие дружные, такие отзывчивые, приехали даже из дальних деревень, со станций! А весело было!.. — Она глянула на задумчивую Лину, как бы ожидая от дочери подтверждения своих слов.
— Да-а, — несколько принужденно оживилась Лина.
— И кто же он, жених? — спросил рассеянно Климов.
— Чудесная семья! — воскликнула Ольга Николаевна. — Мы с ними давно дружим. У них шестеро детей… тоже все верующие. Павлик — старший… Так весело, так весело было!.. Ели только почему–то мало, — с сожалением добавила хозяйка. — Я наготовила всего много, и вот почти все осталось.