Повести

Выловив наконец, положили неподвижное тело на берег, недалеко от Саши.

Смутно, как в полусне, Саша видел обнаженное тело; его зачем-то встряхивали, а оно оставалось по-прежнему недвижимым. Лицо было неузнаваемо: все в синяках и кровоподтеках.

Потом Сашу положили на телегу, опростав ее от мешков с зерном, и повезли домой. Он то и дело впадал в забытье. Один раз по дороге очнулся и спросил едва слышно:

— Дядя… Сережа… где?..

Дядя Сережа лежал закрытый до бровей. Только лоб с знакомым завитком черных седеющих волос говорил, что это Сергей Поляков.

Здесь, в зале, лежала когда-то и мать Саши. В голове у нее тоже чадила толстая восковая свеча. Но у Прасковьи Даниловны лицо было открыто, оно точно улыбалось. Саша поднялся на цыпочки и, как тогда, припал губами к кисее в том месте, где находились руки. И, как тогда, заплакал.

Елагин шепнул ему на ухо:

— Помни, Саша, дядя Сережа погиб за тебя. Он тебя спас…

И хотел досказать: "И успел указать для тебя дорогу".

Но, не сказав, быстро отвернулся.

Приехал урядник и "для порядка" спросил документы покойного. Елагин отдал паспорт рыбака Кренделькова.

…Все, что рассказано в этом романе, было давно. Многие из героев книги жили на самом деле. Старые бумаги донесли до нас историю крепостного художника Сергея Полякова и его товарища, Михаила Тихонова, сошедшего с ума во время путешествия в Тихий океан. Описание путешествия Головнина на шлюпе "Камчатка" было издано в двух томах. Рисунки Михаила Тихонова — специальным альбомом.

По документам архива, академик И. В. Лучанинов действительно взял на себя попечение о несчастном, душевнобольном друге. На его руках Тихонов и скончался после долгих лет страданий.

За прекрасно выполненные во время экспедиции рисунки Тихонову назначили пожизненную пенсию "по шестисот рублей ежегодно". На его счете образовалась значительная сумма, которая частично расходовалась на его содержание. После смерти художника на оставшиеся деньги была учреждена в Академии особая медаль его имени за выдающиеся ученические работы.

Кисти знаменитого художника В. А. Тропинина принадлежит лучший портрет Пушкина. Именем Карла Брюллова гордится русская живопись. Медальер Ф. П. Толстой, один из передовых людей своего времени, связанный дружескими узами с декабристами, и гравер Ф. Иордан высоко чтятся как на родине, так и за границей.

Вышедший из низов художник Ступин, о котором в романе упоминается только вскользь, добился своего. Он организовал в городе Арзамасе первую художественную школу. В ней училось немало крепостных, получивших впоследствии известность. В школе Ступина начал свое художественное образование и знаменитый Перов.

В архивах Академии хранятся также имена баталиста Павла Александрова и Хлобыстаева. Хлобыстаев в конце концов сумел выкупиться и получил звание художника. А Пустовойтова, вероятно, захлестнула нелегкая жизнь. Он разменялся на дешевые трафаретные картинки, и фамилия его канула в вечность. Жила когда-то и няня Толстых — Ефремовна, вырастившая и поддержавшая прославленного медальера в его юности.

"Стихотворец" Сибиряков — лицо не выдуманное. Не выдуманы и некоторые другие персонажи, о которых рассказывал Сергею Полякову Егорыч, как и сам он — крепостной столяр, актер и музыкант одновременно.

Все эти бесправные, чаще безымянные крепостные: архитектор графа Орлова, высеченный публично, и композитор князя Волконского, написавший на сюжет Хераскова известную оперу "Милена", и "фис", всю жизнь тянувший одну только ноту в роговом оркестре Нарышкина и кончивший горловой чахоткой, — все они когда-то жили, страдали и боролись, стараясь, каждый по-своему, расправить и освободить от цепей скованные крылья природного таланта.

Судьба Саши, сына помещика Елагина, сложилась трудно, из него вышел художник, известный иллюстратор "Мертвых душ" — Агин. Он был создателем многих ярчайших образов. Они до сих пор служат руководством для режиссеров и актеров, изображающих бессмертные гоголевские типы.

В редакции "Солдатской правды" и "Деревенской бедноты" (Глава из книги "Памятные встречи")

I. Я СЛУШАЮ ЛЕНИНА

Я хочу закончить свои воспоминания рассказом о своей работе в большевистской печати в первые годы Октябрьской революции. Эта работа и связанные с нею незабываемые встречи озарили последний этап моего жизненного пути.

Много лет я была дружна с революционным студенчеством Горного института; у меня на квартире не однажды происходили студенческие собрания; я прятала прокламации; целый год у меня скрывался сподвижник лейтенанта Шмидта — матрос Фесенко.

Когда к вечеру 9 января возмущенные рабочие стали строить баррикады на Васильевском острове, я всем существом потянулась к ним — я была на баррикадах.