Повести древних лет

Бежать, бежать от страшных рогатых голов, бежать, бежать от страшных морских убийц! Бежать куда глаза глядят, бросить все достояние и забиться в лесные дебри! Но спасешься ли от злых? Как спастись?

А братья со страшно изуродованными лицами говорят:

— Пришлые убийцы требуют от биармов дань. Кто даст, тому оставят жизнь, того не убьют.

Никому и никогда биармы не платили дань. С плачем они спрашивали гонцов:

— Быть как? Делать что? А вы, безликие, куда вы спешите, несчастные?

— На Двину. К братьям железным людям. Мы больше не биармы, у нас нет лица, нас не узнает Йомала. Нам нет жизни. Мы спешим за железным оружием. Убийцы так же смертны, как мы. Мы знаем.

Клейменые смело бросаются в море через прибойные волны и так бьют веслами, будто хотят пробить море до дна. И на берег сквозь плеск прибоя доносится:

— Убийцы смертные, как мы. Нужно убить убийц!

Они гребли, а им навстречу торопились другие посыльные. И встретились клейменые гонцы нурманнов с вольными гонцами старшины Одинца.

2

От горестного дальнего стойбища, где погиб мученической смертью Одинцов друг и выученик Расту со своими родовичами, до протоков двинского устья люди встрепенулись и заметались.

Сдирают кожи с чумов, табунят оленей, грузят их добром, нагружаются сами и пробиваются в леса, куда и ворон пути не знает, куда нет ни дорог, ни троп — одни приметы. Спешат спрятаться, пока не примчались злобные убийцы на многовесельных лодьях-чудовищах.

В бегстве люди разделялись. Малые, женщины и старики уходили в лесные тайники: пришло их время принять заботы о роде. Они утешали мужчин:

— Мы-то спрячемся, о нас не думайте. А вам спешить к старшине Одинцу, что-то с вами будет!

Слез, горя — не расскажешь…

Там, где с биарминами жил новгородский насельник поморянин, его провожали, поглаживая по спине и рукам, жидкобородые строгие старики и заплаканные круглолицые биарминки:

— Твоя жена — наша, твои дети — наши. Все добро вместе, дичина пополам, каждая рыба поровну на две части.

Ох, спешить надо, спешить, пока еще не видно на море черных нурманнских лодей!

Лодки отходили от брошенного становища.

— Стой, чтоб вас разорвало! Греби назад!

Отеня не дождался и выбросился за борт в мелкую воду. Поморянин выскочил на берег с волной и побежал, как бешеный. В своем дворе он подхватил охапку дров и вскочил в избу.

Жилье уже нежилое! Зашипев, от хозяина дико метнулась забытая кошка. В печи еще тлели горячие угли. Отеня размахнулся поленом, выбил боковину очага и уголье рассыпалось.

Он сгреб рдяные угольки к бревенчатой стене, всунул бересту и дунул всей злостью широкой груди. Смолистая кора покорежилась, пустила чад и, полыхнув, опалила рыжую Отенину бороду.

Он выкатился во двор, будто его кольнули рогатиной, и замер, схватившись за голову.

И дом, и клети, и хлев, и погреб, и банька! Погибнет все добро. С минуту он внимательно смотрел, не отрываясь, на угол избы, заботливо и прочно связанный в кривую новгородскую лапу. Рядом Рубцов двор, жилье дорогого соседа, срубленное по новгородскому укладу.

«Что сотворил, хозяин, бездомным сделался? Беги стопчи огонь!» — будто кто-то кричит в ухо Отене.

Да пропади оно пропадом! Море бы зажечь под нурманнами, да его огонь не берет, чтоб ему быть пусту!

3

Флотилия Оттара покинула мертвое стойбище Расту лишь на шестой день, после хорошего отдыха. Драккары шли на восток, к устью реки Вин-о, не спеша прокладывая путь для многих предстоящих плаваний. Кормчие изучали берег, запоминали характерные особенности — приметы, промеряли глубины моря. Для оценки силы и направления течений иногда драккары прекращали греблю и отдавались морю.

Темная пелена хвойных лесов подходила почти к черте прибоя и удалялась, оставляя широкие пространства, где над сочной травой торчали бесформенные спины валунов.

Бесподобные леса очаровывали викингов. В домах биармов нашлись даже шкурки черных соболей, оцениваемые на вес золота. Такие соболя бывали лишь у новгородских купцов, теперь будут и у викингов. Эти леса настоящая сокровищница. Над болотами вились ястребы, верный признак обилия дичи.

Море было несравненно богаче кашалотами, чем воды Гологаланда. Нерасчетливой торговлей можно сбить цены. Для извлечения полной выгоды придется самим возить к грекам кашалотовый воск.

В устьях ручьев и речек все чаще встречались остовы чумов и бревенчатые дома. Были заметны следы свежих пожарищ. Берег же был безлюдным.

Здесь проплыли первые траллсы-биармы, и Оттар не удивлялся отсутствию людей: страх наносил полезные удары по воображению биармов. Сначала бегство, быть может, попытка к сопротивлению, потом наступит время постоянного повиновения.

Зимой в старом Нидаросе будут построены баржи, и на следующее лето начнется переселение в Новый Нидарос. Сам Оттар проведет в Скирингссале последнюю зиму.