Повести и рассказы

Такова история рассказа «Гном». В нем много пережитого. Хотя это, конечно, не строго документальное произведение, а рассказ, ибо в нем есть художественный вымысел. То, что описано в рассказе, происходило в необычной обстановке, во время войны. Но разве можно списать за счет войны мальчишескую несправедливость, жестокость, когда многие травят одного, благо он слаб и беззащитен!.. А разве в нашей сегодняшней среде — на улице, в школе, в пионерлагере — не бывает такого: подольститься к сильному, подставить ножку слабому, скопом навалиться на одного? Разве так не бывает: чувствуешь, что надо встать поперек потока, защитить того, кто слабей, а что-то подленькое в тебе шепчет: «Не высовывайся, и тебя не тронут…»

Говорить об этом в открытую нелегко, но необходимо, чтобы учить себя всегда и во всем быть человеком. А это непросто.

Если рассказ «Гном» заставит кого-то из вас призадуматься над собственной жизнью, буду считать, что написан он не зря.

Под обложкой этой книги собраны разные произведения: о довоенном детстве, о ребятах блокадной поры, о нынешних мальчиках и девочках, живущих в городе и деревне. Что же общего между этими рассказами и повестями, кроме того, что их написал один человек? Я бы сам так ответил на этот вопрос: если бы мои герои могли собраться вместе в одном доме, познакомиться между собой и поговорить — я уверен — они расстались бы друзьями.

Войдите же и вы в этот дом. Быть может, его обитатели окажутся и вам близки по духу.

Александр Крестинский

Повести

ТУСЯ

Ни нарочно, ни нечаянно

Тусин дом на краю рынка. Рынок кипит и волнуется, как море. А дом врезался в него острым углом, точно корабль. Рынок обтекает дом со всех сторон и шумит-бурлит с раннего утра до позднего вечера.

И балкон — это уже не балкон, а капитанский мостик!

И сам Туся — капитан.

Синяя матроска на нем — красные полосы по воротнику, красные якоря на рукавах.

И ружье у него на веревочке.

Стоит Туся на балконе, озирает море вблизи и вдали. Не появились ли пираты? Не видно ли китов? Не показалась ли земля?

Но даже если посмотреть на рынок просто как на рынок — все равно он необыкновенный. Здесь можно купить что угодно: картошку, часы, подсолнечное масло, самовары, бананы, незапирающиеся замки, неоткрывающие ключи, книжки, картинки, птиц, собак, черепах, белых мышей, мышеловки, порошок от клопов, вино в розлив…

Справа слышно: «Га-га-га!» Там в зеленом балаганчике выступает Петрушка. Это кукла такая — Петрушка. Вот он барина подстерег на дороге: как даст дубиной по голове! У барина из головы дым! Все: «Га-га-га!»

Вот петуха украл, тащит домой, а петух ка-ак вспыхнет синим огнем — пых!

Вот капиталиста пузатого поймал, перевернул вверх ногами, а у того изо рта монеты: дзинь-брень, дзинь-брень…

И снова все: «Га-га-га!»

По тротуару против балкона люди ходят. На вытянутых руках, точно на вешалках, брюки носят, платья, юбки.

Точильщик крутит свое колесо и тонким голосом кричит:

— Та-ачить на-ажи! Та-ачить на-ажи! Но-ожницы!..

А слева слышно: «пи-пи-пи! Чок-чок-чок!»

Там птицами торгуют. Птицы скачут по клеткам, верещат.

Время от времени над рынком свисток — тр-р-р! тр-р-р! — это милиция. И все, забыв про свои дела, бегут куда-то…

Под Тусиным балконом — булочная Филиппова. Это раньше, до революции, был такой булочник — Филиппов. Когда началась революция, он, говорят, за границу убежал, а булочные — их у Филиппова было около десятка, — булочные по-прежнему называются «филипповскими». «Какая у вас булка вкусная», — говорят гости. «У Филиппова взяла», — отвечает мама.

Тут же на дворе и пекарня; и когда рано утром из печей вынимают свежий хлеб — по двору, по дому, по улочкам-переулочкам запахнет вдруг поджаристой горбушкой. Замечательная минута!

Из пекарни вверх, с этажа на этаж, взбегают лоснящиеся сигарообразные крысы. По воскресеньям мужчины с кочергами в руках устраивают на них облаву.

Если посмотреть с балкона прямо вниз, увидишь будочку Ибрагима. И самого Ибрагима увидишь, как он сидит на пороге своей будочки и чистит кому-нибудь сапоги, ботинки или туфли.

…Итак, стоит Туся на балконе, озирает море вблизи и вдали. Ни пиратов, ни китов, ни земли не увидел Туся, и тогда он перевел взгляд вниз, туда, где сидел около своей будочки Ибрагим.

Туся замер. Его взгляд застыл, приклеился, приковался к предмету, который был на одной линии с его глазом.

Если бы опустить грузик на нитке, он пришелся бы точно на этот предмет!

Туся прищурился. Под его глазом сверкала, блестела, прозрачно желтела, как молодая яичница, обширная, правильной формы лысина!

Ее хозяин мирно сидел на кожаном стуле, а Ибрагим, ловко согнувшись, как бы склонившись к шее коня, в бешеном галопе надраивал двумя щетками сизые полуботинки.

И вот тут-то произошла с Тусей странная вещь. Он испытал непреодолимое желание плюнуть на лысину. Желание это было так велико, что Туся зажмурил глаза и крепко закрыл рот.

Надо уйти с балкона!

Туся приоткрыл глаз…

Есть такие поступки, про которые никак нельзя сказать «это нечаянно». Но и «нарочно» тоже сказать нельзя.