Повести и рассказы

— Ну, хорошо, — сказала женщина, — так и быть, останемся оба… Помни только, что у меня есть нож… Ты можешь лечь вот здесь… нет, не сюда, правее… видишь вход?..

Антонио кое-как добрался до указанного ему места. То была глубокая ниша, врезавшаяся в стену моста наискось. В ней было тепло и даже почти не сыро. Антонио упал на камни, и тотчас же его охватило забытье.

Очнувшись утром при слабом желтоватом свете, проникшем в нишу, Антонио увидал, что к нему наклоняется молоденькая девушка. Лицо ее было худым и бледным, одежда состояла из жалкой кофты, поддерживаемой поясом, и из еще более жалкой разорванной юбки.

— Что, проснулся? — сказала девушка.

— Благодарю вас, — отвечал Антонио и хотел приподняться, но тотчас же снова упал со стоном.

— Да ты болен?

— Немного, — пробормотал Антонио, почти теряя сознание, — я был тяжело болен и очень устал вчера.

— Да ты, может быть, голоден, я принесу тебе хлеба.

— Нет, благодарю… не можете ли вы достать мне вина, это подкрепило бы мои силы… Вот у меня есть деньги.

— Как? ты богат! — изумилась девушка, увидя несколько серебряных монет, — хорошо, я куплю тебе вина…

Она убежала и скоро вернулась с несколькими оливами и бутылкой дешевого вина. Антонио отпил немного вина и съел одну маслину. Несколько оправившись, он приподнялся на своих камнях.

— Тебе нельзя сегодня ходить по ветру, — сказала девушка, — ты простудишься до смерти… Деньги у тебя есть, полежи здесь… или (прибавила она после некоторого колебания) — иди лучше ко мне: там теплее.

Она повела Антонио в другую нишу, более просторную. Здесь на полу лежали связки соломы, а вход можно было задвигать тяжелым камнем. Антонио увидал в этом убежище подобие хозяйства — маленький котелок, таган, кружку.

— Лежи здесь до вечера, когда я приду, — уговаривала девушка, — здесь все найдется: вот вода, тут немного хлеба, а вот твое вино.

— Скажите мне ваше имя, — просил Антонио.

— Зовут меня Марьэттой, — отвечала девушка, произнося по-простонародному имя Марии.

Антонио остался один. Озноб мучил его весь день, но в теплой соломе ему было хорошо и уютно. По временам он даже испытывал странное удовольствие от всей этой обстановки.

Вечером вернулась Мария, продрогшая, усталая.

— Будем ужинать, — сказала она, — кстати, и комнату согреем.

Антонио смотрел, как Мария развела таган, кипятила воду и размачивала в ней хлеб.

— Скажите, чем вы занимаетесь? — спросил Антонио.

— Теперь прошу милостыню, — очень спокойно отвечала Мария.

Антонио показалось, что его сердце сжалось.

— Неужели, — заговорил он в волнении, — неужели вы не нашли других способов пропитания?.. Есть много путей честно зарабатывать свой хлеб.

— Видишь ли, — сказала она, обертываясь к нему всем лицом, — если будешь где-нибудь служить, к тебе будут приставать мужчины, а я этого не могу.

Помешивая хлеб в кипящей воде, Мария продолжала:

— Из этого все… Когда отец умер, взяла меня жена соседнего купца, так просто, из милости… Потом я подросла, стала работать… Подруги мои уж лет одиннадцати начинали толковать, кто у них будет, а я не могла, мне все это казалось противным. Потом и ко мне стали приставать мужчины, так что и проходу не стало. Я убежала, попробовала в другом месте — и там то же… Вот я совсем и ушла, стала прятаться — и сюда-то пробираюсь с опаской, чтобы кто не заприметил… Ну, однако, у нас ужин готов, давай есть.

Они ужинали хлебом, размоченным в воде, и выпили остатки вина. О себе Антонио сказал, что его зовут Тони, что он прибыл из-за моря и никого в городе не знает.

Когда угли догорели и совсем стемнело, Мария собралась уходить.

— Ты спи здесь, — сказала она, — а я пойду на твое вчерашнее место.

— Нет, я не могу согласиться, — возражал Антонио, — там холоднее, там сыро. Я прошу вас, лягте здесь же; клянусь вам — я не буду вас тревожить. Иначе я сам уйду…

Мария после долгих сомнений согласилась, и эту ночь они провели почти на одной постели.

На другой день Антонио чувствовал себя лучше. Силы к нему возвращались. Он позволил себе выйти из убежища и блуждал вдоль берега. По реке сновали лодки и тащились баржи, выше по набережной мелькали носилки и пешеходы. Город кипел жизнью, но Антонио чувствовал, что он уже не принадлежит этой жизни, что он вступает в какой-то новый причудливый мир.

В этот вечер они долго заговорились с Марией. Антонио все не мог примириться с ее занятием.

— Зато как свободно, — говорила Мария, — бредешь, куда хочешь; если есть хлеб, ничего не делаешь, уйдешь себе в поле — а главное, никому не обязана.

— Как никому, а тем, которые подают вам?

— Что ж, они с тем и дают, чтобы господь бог им вдесятеро возвратил.

Мария много рассказывала о своей прошлой жизни, о своих немногих знакомых, о своих скромных мечтах. И в эту ночь они спали рядом, как брат и сестра.