Читаем Повести и рассказы полностью

Владислав приохотился к таким редким вылазкам в гости. Раньше он никогда не соприкасался близко с деревней, с колхозом. Он знал крестьян и колхозников только по встречам в городе да по наслышке. И вот, побывав в этом отдаленном колхозе, он с жадностью стал приглядываться к жизни, которая там кипела, и к людям, которые по-новому создавали свой быт.

В этом колхозе Владиславу показали, между прочим, двух женщин, задержавших в прошлом году диверсанта, перешедшего границу.

Про случай этот рассказывали просто и скупо. Рассказал муж одной из женщин.

— Чего тут толковать. Наши колхозницы не робки. Моя Аксинья не промах. Шли они с Пелагеей Медведевской от заставы. Дело, вишь, было там у них. Ну, идут чин-чином. По дороге никого не предвидится. Дело к вечеру. А к нам от заставы две дороги: одна, которая поближе, от границы вкось загнулась, а дальше которая, так та почти вдоль рубежа идет. Пелагея и уговори мою Аксинью: «пойдем, — говорит, — той дорогой, дальней, больно погода хорошая, воздух духовитый, вольготно пройдем и с приятностью…» Аксинья согласилась. Они и пошли почти коло рубежа. Ну, идут… А дальше примечают, бредет себе человек и оглядывается по сторонам. Увидал их, сначала будто в сторону поддаться сноровил, а потом насмелился и к ним: «Как, говорит, гражданочки, мне туды-то, мол, пройти?» Они оглядели его и стало им сумнительно. Человек незнакомый, кто его знает, откуда да зачем в наши края, да еще коло самого рубежу бродит. Моя-то смекнула да незаметно и мигни Пелагее. И говорит тому-то, неизвестному: «А пойдемте, мол, с нами, мы как-раз туды и идем». Они видят, что он местов наших совсем не знает и в путях-дорогах наших ничего не смыслит. И повели его кружным путем да аккуратно к заставе. А он, как только очухался и сообразил штуку-то эту самую, сразу оружье выхватил. Ну, только не успел: тут его пограничники сразу сцапали… А после и дознато было, что перешел он рубеж с лихой мыслью. Сам сознался… наших колхозниц ведьмами обозвал. «Ведьмы вы большевицкие, говорит, живыми вас жечь надо!..».

В этом году группа пограничников ездила в колхоз помогать колхозникам на уборочных работах. Поехал с другими и Владислав.

Полевые крестьянские работы были ему непривычны. Сначала он мало чем был полезен колхозникам, и те добродушно посмеивались над ним. Но его быстро научили грести и копнить сено, и он пошел наравне с другими.

После трудового дня было приятно растянуться на пахучем сене и слушать, как позванивает кровь в ушах и как отходят онемевшие усталые руки. И Владислав закрыл глаза и бездумно отдыхал.

И снова назойливая память принесла ему тягостные отрывки прошлого: ночевки и отдыхи где-нибудь в грязном, закопченном углу, смрад, вонь, жестокие побои… Владислав потянулся и тихо застонал. Отдыхавший рядом с ним пограничник тронул его за локоть:

— Ты что это, Синельников? Захворал?

— Нет! — приподнялся Владислав, виновато улыбаясь. — Так что-то…

— С непривычки, значит…

Владислав промолчал.

В колхозе Владислав познакомился с хорошей девушкой. Он сразу заметил ее — черноглазую, смуглую сибирячку с ослепительно белыми ровными зубами, с густым руном темных волос, среднего роста, ловкую и насмешливую. Когда пограничники завели пляски и стали вызывать девушек на танцы, Владислав не выдержал и подошел к этой девушке.

— Пойдем, потанцуем!

— А я по-вашему, по-городскому не умею! — лукаво сверкнула улыбкой девушка.

— Давай русскую!

Баянист-пограничник по просьбе Владислава заиграл русскую. Девушка выждала плясового вызова, постояла, поставив руки на крутые бедра, пока Владислав выбивал перед ней дробь ногами и выделывал разные коленца. А потом выпрямилась, закинула одну руку за голову и поплыла. Ее движения были полны легкости и непринужденности. Она перебирала ногами почти незаметно. И лицо ее стало строгим и проникновенным. Она обошла по кругу, поглядывая манящим взглядом через плечо на Владислава. Она все ускоряла и ускоряла движения. И вот — она закружилась вокруг Владислава — легкая и неуловимая. А баян надрывался и захлебывался веселыми переборами, а люди кругом ликовали, хлопали в такт ладошами, вскрикивали радостно и подзадоривали плясунью…

— Ты очень хорошо пляшешь… — взволнованно и убежденно говорил девушке Владислав потом, позже, когда танцы окончились и молодежь сидела в разных углах, тихо переговариваясь и отдыхая. — Ты замечательно пляшешь!..

Девушка стыдливо отвернулась от Владислава и уронила:

— Смеешься…

— Нет, нет! Не смеюсь. Что ты?!

Через несколько недель они привыкли друг к другу и крепко подружились. И товарищи-пограничники уже стали незлобиво поддразнивать Владислава:

— Соскучился, Синельников, по Тане? Тянет тебя в колхоз?..

<p>Глава IV</p>1

Осенние ночи стали студеными и холодными.

В эти ночи в дозоре бывало тревожней обычного. Пора была самая подходящая и удобная для всяких неожиданностей. И приходилось напрягать все внимание, быть начеку и не плоховать.

За последние дни на границе заметно было что-то подозрительное.

По командам отдан был приказ быть исключительно бдительными и осторожными.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Классическая проза / Советская классическая проза / Проза