Повести и рассказы

Его слова снова вызвали у беспризорной братии гомерический хохот.

– Ты кто? – обратился Брынза к Степану.

– Он у меня бинокль украл, – не отвечая на вопрос главаря, упрямо мотнув головой, сказал Степан.

– Да мы тут все крадем, – ухмыльнувшись, развел руками Брынза, и беспризорники опять загоготали.

– Это бинокль, память об отце. Он на войне, – потупив голову, но твердым голосом произнес Степан.

– Ах, гнида, – закричал белобрысый, – я тебя сразу раскусил. С красными твой отец воюет. Офицер небось. У тебя же это на лбу написано, ты же контра.

– Ша, Сивый, – властно выставил вперед руку Брынза, – у нас здесь нет ни белых, ни красных, иди, тащи бинокль. Решать будем.

Степан облегченно вздохнул, считая, что дело его уже решено. Но он ошибся. Когда Сивый, быстро сбегав, принес бинокль и передал Брынзе, тот, повертев его в руках, спросил Степана:

– Об отце, говоришь, память? Хочешь вернуть свою вещичку?

– Да, – с готовностью ответил тот.

– Тогда дай Сивому за нее выкуп и забирай.

– Какой выкуп? – растерялся Степан. – Это и так моя вещь.

– Была ваша, стала наша, – ехидно сказал Сивый и, подразнивая Степана, стал ходить вокруг него, кривляясь и напевая:

Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный
Пошел на речку погулять.
Его поймали, арестовали,
Велели паспорт показать.
Паспорта нету,
Гони монету,
Монеты нет,
Садись в тюрьму.
Тюрьма закрыта
Доской забита…

– У меня нет выкупа, – сказал, нахмурившись, Степан.

– Тогда просто отыми у него, – спокойно предложил Брынза, глядя в бинокль и направляя его на Степана.

– Как это? – не понял Степан.

Но Сивый при словах Брынзы тут же подскочил к Степану и ударом кулака сбил его с ног.

– А вот так, аристократ вонючий.

Степан, быстро вскочив на ноги, принял боксерскую стойку: выставив перед лицом кулаки тыльными сторонами к противнику, стал пружинисто подпрыгивать на ногах, вспомнив, как его учили английскому боксу.

Это так рассмешило Сивого, что он перестал драться, а, схватившись за живот, истерично захохотал.

– Вы гляньте, братцы, только гляньте, что аристократик вонючий вытворяет. Он со страху в штаны наложил и трясется.

Беспризорники тоже хохотали.

– Хвать ржать, придурки, – рявкнул Брынза, – это англицкий способ драться, бокс называется, я в цирке видел. А вы, балбесы, хоть раз в цирке бывали?

Все примолкли. Сивый, глумливо кривляясь, подошел ближе к Степану и, замахнувшись, ударил, но Степан, легко отскочив, уклонился от удара, быстро перешел в контрнаступление и ударил Сивого кулаком в нос. Тот схватился рукой за нос, а когда отнял руку и увидел, что она в крови, прошипел:

– Ну, белая кость, держись, я тебе твою голубую кровь пущу. Будешь знать, как нашу, пролетарскую, проливать.

При этих словах Сивый, резко упав на спину, молниеносно двумя ногами подсек ноги Степана.

Тот упал. Сивый кинулся к забору и, выдрав штакетник, подбежал к поднимающемуся Степану и ударил его палкой по рукам, которыми тот опирался о землю, пытаясь подняться. Руки Степана подкосились, он снова упал. Тогда Сивый ударил его палкой по спине. От этого удара штакетина переломилась пополам. Ногой Сивый успел еще пнуть Степана в лицо. Степан поднялся с трудом, его шатало из стороны в сторону, но он вновь принял боксерскую стойку. Сивый, поигрывая обломком штакетины, со злорадной ухмылкой смотрел на подходившего к нему Степана, у которого из разбитой губы струилась кровь.

– Гляньте-ка, у этого аристократика кровь все же красная.

– Это нечестно, – еле ворочая разбитыми губами, сказал Степан.

– Это тебе не дуэль, тут правил нет.

– Отдай бинокль, – снова проговорил Степан, исподлобья глядя на Сивого.

– Держи карман шире, ты заставь меня отдать.

Тут Степан неожиданно с диким криком кинулся головой в грудь противника. Сивый упал. Степан прыгнул на него, но тот успел выставить вперед ступню ноги, и Степан, налетев на ногу животом, перелетел через Сивого. Сивый ловко на спине развернулся к Степану, поднял ноги и ударил пятками в живот Степана. Степан согнулся от боли, но успел перехватить одну ногу Сивого и яростно вцепился в нее зубами.

– Ай, ай-ай-ай, – завопил Сивый, – отпусти! Больно, больно, гад.

Но Степан и не думал отпускать, а еще сильнее сомкнул зубы.

– Ненормальный, – заорал что было сил Сивый, – забирай свой бинокль.

Степан отпустил ногу Сивого, встал и, отплевывая кровь, подошел к Брынзе. Сивый, сидя на земле и схватившись за окровавленную ногу, причитал:

– Ой, мамочки, ой, родненькие, вот подлюга, как кусается.

– Ну ты, Аристократ, даешь, – сказал Брынза, не то одобрительно, не то осуждающе покачивая головой и отдавая бинокль Степану.

Степан взял бинокль, подойдя к Сивому, примирительно сказал:

– Вы уж простите меня, как-то так получилось, я не хотел.

Сивый уже успел обмотать рану какой-то тряпкой. Он вдруг улыбнулся и, поморщившись, встал, протягивая Степану руку:

– Да чего там. Я сам не ожидал. Молодец, Аристократ, не хлюпик. Уважаю. А кто старое помянет, тому глаз вон.