Повести и рассказы

В эстетическом отношении сюжет «Зверя в чаще» представляет собой ироническое переосмысление как «готической» прозы, так и приключенческой литературы. На месте традиционного привидения или экзотического зверя в рассказе Джеймса оказывается фантом сознания. Джона Марчера, как ему кажется, поджидает некий Зверь — символическое чудовище, готовящееся к сокрушительному прыжку из джунглей. Марчер ощущает жизнь как загадочное, пугающее, дикое пространство. Герой не подозревает, что «чужое» в его случае — это не «иное в другом», а «иное в себе». Именно в джунглях (а не в чаще, как в русском переводе), то есть абсолютно чужом пространстве реальности (или сознания?), таится, как представляется Марчеру, страшная разгадка изначально предначертанного, чего-то исключительного, что должно перевернуть до той поры мирное и ничем не примечательное течение его жизни. Навязчивое состояние героя выражается в ощущении подстерегающей, едва ли не инфернальной опасности. Именно это качество наряду с поэтическими соображениями, повидимому, привело Джеймса к решению поместить «Зверя в чаще» в один том с рассказами о привидениях, то есть 17 том нью-йоркского собрания сочинений.

В «Звере в чаще» ирония Джеймса распространяется за пределы характерологического анализа. Своеобразному переосмыслению подвергнута, в частности, и кальвинистская концепция предестинации (предопределения), согласно которой «спасение» вовсе не зависит от усилий индивидуума, ибо его судьба заранее предрешена. Таким образом, судьба Марчера трагична и как выражение его частных, в целом весьма романтических иллюзий, и в свете извечной проблемы выбора между действием и бездействием.

Джон Марчер — «наследник» традиции сугубо интровертных персонажей, которые существуют исключительно во внутреннем мире, среди реалий, созданных их воображением. «Родоначальником» это традиции был Родерик Ашер из новеллы «Падение дома Ашеров» Эдгара Аллана По, чье влияние становится ощутимым в прозе Джеймса с 1890-х годов. Джон Марчер целиком отдается ожиданию чего-то исключительного, что должно выделить его из числа обыкновенных людей. Подобно Ашеру, Марчер «гоняется за призраками», не замечая того, что происходит в действительности. Только внутренние переживания героя-повествователя, с чьей «точки зрения» мы и можем оценивать происходящее, определяют интригу и ритм развития событий. Антагонизм, испытываемый Марчером по отношению к внешнему, «враждебному» миру, миру толпы, — доминанта не только его теоретизирования, но и поведения. Его одиночество — это тот «код» или «кодекс», которому подчинена вся жизнь. Интроспекция вкупе со своеобразным фатализмом приводят к ощущению предопределенности. Болезненное ожидание судьбоносного события разрушает саму возможность переживания жизни как значимого потока, в котором каждый, самый незначительный эпизод или встреча могли быть поворотным моментом, началом обновления. Однако Марчер готов признать доподлинным лишь нечто выдающееся, из ряда вон выходящее. Только некое знаменательное и пугающе сокрушительное событие, согласно его убеждению, способно осветить обыденность тайным смыслом, полностью меняющим все, что ему предшествовало. Ужас, испытываемый Марчером, складывается из двух фобий: герой боится сокрушительного «прыжка», вместе с тем опасаясь, что никакого «скачка» вовсе не случится или что он, Марчер, его не почувствует, а значит, и не осмыслит значение и цель своей жизни. Таким образом, лишь возможное будущее способно наделить смыслом прошлое, настоящее же при подобном самоощущении самостоятельной ценностью не обладает. Трагический конец — понимание навсегда упущенного — усиливает общий иронический подтекст рассказа об «избранности» как одной из величайших иллюзий интеллекта.

Веселый уголок

Рассказ «Веселый уголок» написан в период наивысшей творческой активности Генри Джеймса, сразу же после опубликования в 1900–1905 годах романов «Послы», «Крылья голубки» и «Золотая чаша». Параллельно с «Веселым уголком» Джеймс работал еще над двумя романами, «Чувство прошлого» и «Башня из слоновой кости». Тема первого из этих романов имеет непосредственное отношение к замыслу «Веселого уголка».

Поначалу рассказ был отвергнут различными журналами, в связи с чем Джеймс решил дождаться его публикации в 17 томе нью-йоркского собрания сочинений вместе с другими «готическими» рассказами. Однако возможность журнальной публикации представилась раньше — в декабрьском номере нового журнала «Инглиш ревью» за 1908 год. Подготавливая всего лишь год спустя произведение для издания в собрании сочинений, Джеймс, как обычно, слегка отредактировал текст, переименовав, например, экономку миссис Мелдуди в миссис Мелдун.