Читаем Повести и рассказы полностью

Когда-то этот парень жил на улице продуктовых лавок к северу от реки. Был он человек злобный и хитрый, и прозвали его поначалу Цуй Большая Жемчужина. Однажды он вывесил во дворе лавки связку свежих сосисок, а кто-то через забор подцепил их палкой и стащил. Другой бы на его месте поднял шум, бросился на розыски, винил себя и впредь вывешивал бы сосиски в другом месте. Но Цуй Большая Жемчужина был не такой. Он купил мышьяку, подсыпал его в мясо и повесил сосиски на том же самом месте, а через день их опять украли. Прошел еще один день, и в кипятильне Пи-Пятого на той же улице умерли все четыре члена его семьи. Говорили, что они отравились мышьяком. Посланные для расследования люди из уездной управы забрали Цуя. Тот не стал дурака валять и тут же признался, что подложил в сосиски яд, но сказал, что купил его для того, чтобы травить мышей, кто же знал, что Пи-Пятый украдет и съест их. В его словах был свой резон. В управе дело прекратили и никакого наказания Цую Большой Жемчужине не назначили. Но с тех пор на этой улице никто и знать не хотел этого человека с ядовитым, как мышьяк, сердцем. Тогда еще не было такого понятия, как «гражданская казнь», но каждый в душе предал его смерти. С тех пор к нему пристала кличка Смертник Цуй. Он и сам понял, что ему нет смысла оставаться жить к северу от реки, и переехал на улицу Гуицзе. На улице Гуицзе обитали два парня, которых все ненавидели и боялись: один из них Стеклянный Цветок со зверским лицом, другой — Смертник Цуй с ядовитым сердцем. А сейчас оба волка забрели в овечий загон хозяина Фэна.

Стеклянный Цветок закатил зрачки и спросил хозяина Фэна:

— А скажи, зачем Фэйлайфэн прислала мне эти заморские часы и куртку?

На лице его отразилось беспокойство.

Хозяин Фэн не догадывался, что могло бы обеспокоить Стеклянного Цветка, но не мог не ответить и потому сказал:

— А чтобы вам угодить!

— Да пошел ты! В тот день я над ней издевался, но она знала, что я потерял заморские часы и куртку, и теперь она нарочно прислала мне эти цацки, чтобы поиздеваться надо мной!

Стеклянный Цветок изо всей силы швырнул куртку с часами на землю и заорал:

— Ясное дело, я плеснул ей в лицо волшебной водой, и она теперь стала как оживший мертвец!

Его лицо перекосилось от злобы.

У хозяина Фэна ноги стали как ватные, ему показалось, что он вот-вот рухнет на землю. Он не знал, как сладить с этим вспыльчивым, ничего не желавшим слушать хулиганом. Он нагнулся, поднял куртку и пролепетал:

— Вот хорошо-то, часы совсем не сломались, прямо как новые. До чего же хороша ваша заморская вещица!

— А ну принеси мне молоток, я ее вмиг раздолбаю! — заорал Стеклянный Цветок.

В этот момент скрипнула дверь, и вошел молодой долговязый парень. Это был недавно служивший у хозяина Фэна младший приказчик по имени Цай-Шестой, парень сметливый и сноровистый, служил он только год, а уже мог заменить двоих. Цай-Шестой знал, что хозяин Фэн очутился в неловком положении, он немного подслушал за дверью его разговор со Стеклянным Цветком и решил, что теперь самое время вмешаться. Войдя, он сказал:

— Третий господин, есть небольшой разговор, вам, наверное, будет неприятно, но я все же хочу вам кое-что сказать.

Стеклянный Цветок оглядел его, подыскал слово покрепче.

— Хочешь навонять — воняй!

Цай-Шестой не смутился, сел на стул напротив Стеклянного Цветка и усмехнулся:

— Вы, уважаемый, сами себя в угол загнали!

Услыхав такие речи от своего приказчика, хозяин Фэн сердито тряхнул головой.

Стеклянный Цветок заорал, тыча пальцем в лицо Цаю-Шестому:

— Ты что такое говоришь?

Цай-Шестой и бровью не повел, а все так же спокойно продолжал:

— По моему разумению, вы пришли сюда потому, что не знаете, кто этот с косой.

— Кто он? Если ты знаешь, почему скрываешь от третьего господина?

— Третий господин такой важный человек. Если вы не прикажете мне говорить, разве я осмелюсь в вашем присутствии распустить хвост?

— Третий господин приказывает тебе говорить! — поспешно выпалил Стеклянный Цветок, никак не предполагавший, что этот малец мог знать дурня.

Когда волнение Стеклянного Цветка немного улеглось, Цай-Шестой, все так же улыбаясь, сказал:

— Хорошо, я вам скажу, тот с косою — торговец с западной окраины, продает сою, его зовут Дурень-Второй, это его презрительная кличка.

Дети в Тяньцзине с младенчества имеют презрительные клички, как-то: дурной малый, собачьи объедки, песий сын, задница, старшая вонючка, вторая вонючка, третья вонючка, лысина, песий выродок и прочие. Говорят, их давали для того, чтобы загробный владыка Янь-ван, услыхав их, не придал бы им значения и не вписал их в книгу жизни и смерти и эти люди могли бы жить долго. Кто этому верил, кто нет, но все давали детям такие клички, надеясь привлечь таким способом счастье.

— Ну а как этого подлеца звать по-настоящему?

— Он просто варит свою вонючую сою, кто ж будет звать его по имени?

— А где его лавка?

Цай-Шестой увидел, что его слова держат Стеклянного Цветка в напряжении, и нарочно говорил спокойно и неторопливо, словно желая унять волнение Стеклянного Цветка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза
Лекарь Черной души (СИ)
Лекарь Черной души (СИ)

Проснулась я от звука шагов поблизости. Шаги троих человек. Открылась дверь в соседнюю камеру. Я услышала какие-то разговоры, прислушиваться не стала, незачем. Место, где меня держали, насквозь было пропитано запахом сырости, табака и грязи. Трудно ожидать, чего-то другого от тюрьмы. Камера, конечно не очень, но жить можно. - А здесь кто? - послышался голос, за дверью моего пристанища. - Не стоит заходить туда, там оборотень, недавно он набросился на одного из стражников у ворот столицы! - сказал другой. И ничего я на него не набрасывалась, просто пообещала, что если он меня не пропустит, я скормлю его язык волкам. А без языка, это был бы идеальный мужчина. Между тем, дверь моей камеры с грохотом отворилась, и вошли двое. Незваных гостей я встречала в лежачем положении, нет нужды вскакивать, перед каждым встречным мужиком.

Анна Лебедева

Проза / Современная проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза