Повести и рассказы

Посреди луга стоял большой стог сена, а невдалеке от него — дерево. Кабаны давай тереться о стог: сеном вытираться.

* * *

А барс уже ползет к ним из-за дерева. Дополз, выглянул, — исчезли кабаны. Никого не видно. Один только поросеночек вертится у стога.

Прыгнул барс — и хвать его зубами за шиворот! Поросёнок как взвизгнет! Даже птички с дерева взвились. И вот штука: стог вскочил!

Вскочил на ножки — и к барсу.

Никогда барс не видел, чтобы стога бегали. Никогда страха не знал. А тут испугался. Выпустил поросенка, на дерево хотел вскочить… Да ведь стог-то высокий: пожалуй, и на дереве достанет.

Повернулся барс — и со всех ног прыжками пустился наутек по лугу.

А стог за ним мчится. Мчится и рассыпается: из-под него кабаны выскакивают, поросята, свиньи. Они после купанья забились глубоко в сено. А как вскочили — и стог на себе подняли, понесли на спинах.

Рассыпался стог. Пятнистого барса настигли, окружили черные кабаны и полосатые поросята.

Сшибло барса и промчалось по нему кабанье стадо. А там, где промчится кабанье стадо, земля как трактором вспахана, и все, что было на ней, острыми их копытами разорвано в клочья.

Поди собери, что от барса осталось.

Черный

Смирьке недосуг

С вечера потеплело и выпала пороша.

Наутро ребята весело побежали в школу. По дороге перекидывались в снежки.

Один Смирька отставал, плелся сзади.

В лесу ребята свернули тропкой. А Смирька дальше идет дорогой: шарит глазами по снегу.

Ребята ему:

— Айда скорей! Опоздаешь.

А он им:

— Мне недосуг.

Вот чудак: тропкой-то ведь ближе!

Смирькина сестренка крикнула дурашливо:

— Недосуг! Недосуг! Его повесили на сук!

Все засмеялись и больше не стали звать Смирьку.

Над самой тропкой сосны и ели протянули свои ветви. А на ветвях снег. Ребята давай снег друг дружке за шиворот стряхивать. Визг, хохот!

Так незаметно и добежали до школы.

Смирьки, конечно, еще нет. Да о нем и забыли: в школе случилась беда.

Пропал сторожихин Шарик.

Шарика все любили. Он был маленький, кудлатый, старенький. Утром всех встречал добродушным лаем и махал хвостом. После уроков всегда кого-нибудь провожал. Доведет до конца леса — и назад.

И вот Шарик пропал. Сторожиха говорила: еще в полночь брехал, а утром звала — как в воду канул.

Кто говорит, — увели Шарика. Кто говорит, — куда такого старого, кудлатого! Ему, верно, время помирать пришло, он и забился куда-нибудь под сарай.

Пока спорили, и Смирька подошел. Тут звонок зазвонил. Все разбежались по классам.

На переменках ребята облазали сараи, залезали под все школьные постройки.

Шарика нигде не было.

Кончились уроки. Наши ребята вышли на дорогу, глядят: знакомые колхозники едут. Сани порожние.

Ребята попросились:

— Подвезите, дяденьки!

— А садитесь.

Ребята по саням. Кричат Смирьке:

— С нами садись!

А Смирька им:

— Мне недосуг. Я тропкой.

Ну, не чудак ли! Ведь на санях-то, хоть и дорóгой, все равно скорей!

Приехали ребята домой. И уж пообедать успели. Глядь, Смирька бежит. И прямо к охотнику — к Сысой Сысоичу. Раскраснелся весь, пальтушку распахнул.

Ребята спрашивают:

— Ты чего? Ты откуда?

Молчит.

Сысой Сысоич у крыльца дрова рубил.

Смирька к нему и говорит:

— Школьного Шарика зверь-от заел.

Ребята прыснули: заяц, что ли? Страшней зайца да лисы кругом на сто километров зверей нет.

А Смирька руку в карман — и вытащил черную лохматую собачью лапку.

Все так и ахнули: Шарикова лапка-то!

А Сысой Сысоич топор за пояс заткнул, шапку от снега оббил — снег уж с полчаса как опять повалил — и говорит:

— Все может быть. Идем в избу, — доложишь, как про то дознался.

За Смирькой полная изба ребят набилась.

Как страх зародился

Смирька потому не свернул тропкой, что приметил звериный след.

По теплой пороше следы печатные. Разбирать их Смирьку научил Сысой Сысоич, — какие собачьи, какие заячьи, хоря, горностая. Сысой Сысоич хоть недавно в деревне — первую зиму здесь белку промышляет, — но Смирька все воскресенья с ним неотлучно.

Смирька сразу приметил: совсем особенный след идет вдоль дороги в лесу. Когтистый, лапистый.

Скачками зверь шел: две лапы рядом — промежуток, опять две лапы.

След скоро свернул в чащу, и Смирька поспешил в школу.

Пока ребята на переменках искали Шарика под сараями, Смирька обошел школу полем и приметил на снегу Шариков след. Шариков след шел в лес, к тропке.

Вот Смирька после уроков и пошел Шариковым следом.

Кто его знает, — зачем Шарик ночью в лес побежал? Может, зайца приметил; может, за мышкой; может, еще по каким своим делам.

Скоро Шариков след вышел на тропку и тут пропал: ребята его затоптали.

Смирька шел да шел тропкой, вдруг видит: тот, звериный след поперек, и Шариков — рядом.

Первый, верно, зверь прошел, а Шарик — по его следу.

Смирька свернул с тропки. Валенки в снегу увязают, но ничего — идти можно.

Следы ушли в ельничек, вышли из него, подошли к большой корявой сосне и тут… Тут, под самой сосной, Смирька это и увидел: снег примят, на нем кровь, клочья кудлатой шерсти. И откушенная Шарикова лапка.

В сторону шел один след зверя.

По носу Смирьку мазнуло мокрым. Он поднял голову.

Кружась, падали между веток снежинки.