Отец провел Павлушу с мамой меж двух красных рядов, и Павлуша считал вагоны. Когда он досчитал до двадцати семи, отец остановился, сказал:
— Здесь.
И гордо взглянул на семью: классный вагон, не теплушка. Это был классный вагон, такой же, как и у академиков, и здесь приветствовал их черноволосый мужчина в зеленой гимнастерке без петлиц и в штатских черных штанах, поддернутых так, что над пыльными желтыми ботинками открывалась синяя полоска носков.
— Будем знакомы, Бикерман, Моисей Львович, ваш попутчик до Ярославля.
— Очень приятно, — вежливо ответила Марья Николаевна.
Глаза ее потухли, и лицо у нее опять стало грустным, утомленным, как у тети Ани. То мгновение, которое она так отталкивала от себя, которого не хотела знать всей могучей силой своей, наступило. Надо было прощаться с мужем, и в мозгу опять назойливо вертелись где-то слышанные строки:
Прощались не в купе, где было слишком много народа, а на площадке, в глубине. Отец поцеловал маму, потом Павлушу и еще раз маму.
— Увидимся еще, — сказал он уверенно. — Успешно разгромим врага — и тогда свидимся. Между прочим, Павлуша пусть не болеет. Адрес мой тебе известный, свой адрес сейчас же посылай телеграфно, как установишь местожительство. Буду тебе писать. Ты, Павлуша, не реви, что бы ни случилась. Плакать нельзя. Надо расти сильным, мужественным. Нельзя плакать.
Он еще раз поцеловал Павлушу, взял маму за руки, проговорил:
— Ехать мне пора. В Валдае до ночи быть, между прочим.
И вот Павлуша с мамой остались одни.
Отец ушел.
Он ушел, чтобы не возвращаться больше до окончания войны.
Так просто и все-таки неожиданно случилось это прощание.
Он ушел.
Так непривычно знать, что его широкая ладонь уже не ляжет на макушку до самого окончания войны. Так странно. Он ведет сейчас машину на Валдай, на фронт, навстречу снарядам, бомбам и пулям. «И колокольчик, дар Валдая…»
Бикерман разложил, подостлав газету, на столике у окна аккуратно нарезанные ломтики хлеба, сыра, колбасы и гостеприимно предлагал:
— Покушайте. Не стесняйтесь. Я оборудование везу. Сдам — и обратно в Ленинград. Продуктов мне дали в дорогу много. Кушайте.
В вагоне было душно и пыльно.
Мужчина в синей косоворотке без пояса говорил, обращаясь ко всем и ни к кому в особенности:
— Я как был — так и пошел из Новгорода нашего. Учитель я. Просился в армию — не взяли. Говорят: не годишься, порок сердца… Что они с Новгородом нашим Великим сделали! Ценнейшие памятники старины! Красота какая! Горел, горел наш Новгород, как свечка. Шел я и плакал. Не мирится душа, не согласна.
Женщина, смуглая, в шапке черных коротких волос, с пестрой шалью на полных молодых плечах, рассказывала рыхлой седой даме в старомодной желтой соломенной шляпке:
— Только и видала я, как упала она, вся в крови. Маленькая, тонконогая… (женщина всхлипнула и качнула ребенка на коленях у себя). Я Витьку из рук не выпускаю, а к Таточке пробиваюсь. Лежит она в канаве придорожной, и синенькие глазки так и открыты, так и открыты… На голове кровь запеклась. Мертвая была Таточка. Мертвая была Таточка, — повторяла она, глядя вперед невидящими глазами, и крупные, тяжелые слезы ее капали прямо на ребенка, которого она укачивала на коленях своих.
Это был эшелон горя и мести, и Павлуша был одним из счастливейших в нем. Павлуша представил себе мертвую Таточку, и ему стало страшно.
— Мама, — спросил он, — а папа обязательно привезет Верочку?
— Обязательно, — отвечала мама.
А Павлуша уже в мыслях своих бился один против пятерых и побеждал, как тот неизвестный герой в полотняной палатке на колышках. Павлуша победит пятерых, спасет Верочку, и отец скажет ему:
— Молодец.
Мама тихо напевала:
Загадочный мальчик
До Ярославля Марья Николаевна не доехала. Она встретила на одной из станций подругу, и та увезла ее с Павлушей в колхоз, обещав работу. Но Марья Николаевна держала связь с интернатом, где были школьные товарищи Павлуши. Этот интернат вошел в один из самых ранних эшелонов, переправлявшихся отсюда на Урал. Когда Марья Николаевна узнала об этом переезде, она просила взять ее с собой. Ей разрешили.
Эшелон прибыл из района по железной дороге, вещи были оставлены на вокзале, детей поместили за рекой в большом здании школы. Завтра эшелон двинется дальше на пароходе. Марья Николаевна отвезла Павлушу к детям, а сама вернулась на вокзал.