Повести и рассказы

Вспомнив про лимон, сунул руку в карман. Но лимон куда-то исчез. Нашёл я его в рюкзаке.

- Ишь ты, куда спрятался! - сказал я и, погладив пальцем пупырчатую маслянистую шкурку, положил его в карман.

Палец сразу же сладко запах югом.

Подошёл вездеход, принесли груз - ящики с консервами, муку, - мы сели, и машина тронулась. Она сбежала с пригорка, перешла вброд речку и, погромыхивая гусеницами, покатила по песчаному длинному пляжу. На нём лежали разбитые суда. Они погибли, видно, давно и далеко от этих мест: корабельные доски были добела отмыты солёной водой, а мачты у судов сорваны...

Пляж кончился, вездеход стал карабкаться на сопку. Из-под гусениц теперь летел торф, они врезались в землю, и из неё выступала вода. Вездеход шёл, а за ним бежали два ручейка.

На каждом ухабе ящики подпрыгивали, консервные банки стучали. Мешки лежали тихо.

Наконец тряхнуло так, что мы все чуть не вылетели из кузова.

- Ух ты!

Я сунул руку в карман - лимон на месте.

Вездеход остановился, и в кузов заглянул водитель.

- Приехали. Лежбище! - сказал он.

В ДОМИКЕ

Машина стояла у подножия зелёной сопки. Справа и слева - высокая, почти в рост человека, трава. В ней - два домика, похожие на железнодорожные вагончики. Над одним - дымок.

Дверь была без замка. Я толкнул её. В домике - две кровати, железная печь. На плите подпрыгивает и плюётся паром чайник.

На кровати сидел мальчишка и спокойно смотрел на меня.

- А где Чугунков? - спросил я.

- Я Чугунков! - ответил мальчишка.

- Значит, я к твоему отцу! - Я сел на краешек кровати. - Папа скоро придёт?

- Он на Северном лежбище. За батарейками пошёл - у нас рация не работает.

- Так ты один?

- Нет. Ещё Володя-инспектор.

За дверью загромыхал, разворачиваясь, вездеход.

- А вы свои вещи вносите, - сказал мне мальчишка. - Пока отца нет, можете на его кровати спать.

Мы вышли на крыльцо. Ящики и мешки уже были сгружены в траву.

Водитель высунулся из окошка, крикнул что-то, и вездеход, разбрызгивая грязь, покатил по тундре.

Из соседнего домика вышел высоченный парень в огромных, с отворотами, резиновых сапогах.

- Юра, - строго спросил парень, - это кто?

Я понял, что это Володя-инспектор.

- К отцу.

- Разрешение жить на лежбище есть?

- Есть. - Я помахал в воздухе бумажкой. - Давайте я вам ящики помогу таскать, - сказал я, чтобы задобрить строгого инспектора.

Мы перетащили ящики под навес.

- Сейчас обедать будем, - сказал Юра. - Хлеба не привезли? А то у меня чёрствый.

Мы Сварили из пачки концентрата рисовый суп и открыли банку маслянистой рыбы хек. Потом я лёг на кровать Чугункова, укрылся его одеялом и сразу уснул.

ОТЛИВ

Проснулся я оттого, что кто-то тихонько вытаскивал из-под кровати что-то тяжёлое.

Около меня сидел на корточках Юра и тащил резиновый сапог. Второй уже стоял посреди комнаты.

- Ты куда?

- Рыбу ловить.

- Подожди.

Я умылся до пояса холодной водой, достал из рюкзака сапоги, и мы спустились к морю.

Был отлив. Вода ушла, обнажилось дно - коричневые и зелёные водоросли. Среди них - такие же коричневые и зелёные лужи.

Юра пошарил в траве, достал припрятанный деревянный ящик и зашагал с ним по воде. Я побрёл следом.

В лужах сидели маленькие колючие ежи и красные с тонкими лучами морские звёзды. Ежи шевелили иглами, а звёзды, когда их переворачивали, начинали медленно, как берёста на огне, изгибаться.

Юра вышел на самую середину большой лужи, посмотрел в воду, поднял ногу и быстро наступил на что-то сапогом. Потом сунул под сапог руку и вытащил большую шишковатую камбалу. Сделал шаг и достал вторую.

"Ну и рыбалка! Просто удивительно!"

Набрав целый ящик рыб, мы пошли домой.

Я спросил по пути:

- Юра, ты в каком сейчас классе?

- В девятом.

- Кончишь, кем будешь?

- Охотоведом.

- Как отец?..

- Вы поговорите с Володей, чтобы он вас взял на лежбище. Без него не ходите - рассердится...

ЛЕЖБИЩЕ

Тропинка, пробитая в высокой траве, карабкалась вверх на сопку. Володя шёл молча, нельзя было понять - то ли он недоволен моим приездом, то ли вообще не любит разговоров.

Дул встречный сырой ветер. Он приносил слабый шум - блеяние, будто впереди кричат овцы, - и стойкий запах хлева.

- Ветер. С моря! - сказал Володя, и я опять не понял: хорошо это или плохо?

Последние шаги - и мы на перевале. И сразу же в глаза ударило открылся, вспыхнул на солнце океан. В уши ворвался рёв.

Вот оно какое - лежбище! Внизу под нами волновались два моря: одно настоящее, серое, стальное - вода, волны; другое живое - звери, тысячи звериных тел на песчаном пляже.

Котики, котики, котики... Громадины-самцы; хрупкие, тонкие самочки; совсем маленькие, россыпью, как семечки, - котята.

Среди коричневых, чёрных зверей вспыхивали тут и там белые искры бродили, перелетали с места на место чайки.

Огромный, чужой, непонятный мир!

Целый час я пролежал в траве, с удивлением присматриваясь и прислушиваясь к нему. Наконец Володя показал рукой - надо уходить!

- Ветер меняется! - шёпотом сказал он. - Учуют, как шарахнутся, подавят чёрненьких. Пошли, пошли!

- Каких чёрненьких?

- Малышей.

- А-а...

Мы осторожно, стараясь не шуметь, поползли назад.

ЛАЙДА