Повести Ильи Ильича. Часть первая

На другой день он уговорил ее пойти загорать в Третье ущелье. По утреннему холодку, в тени высоких прибрежных скал, они дошли туда за час. Пока шли, Надя рассказывала о вчерашних событиях.

– Девчонки опять после отбоя принимали Гошу с другом. Свет выключили и разделись. Лариска друга к себе на кровать затянула обниматься, а остальные дуры в простынях сгрудились перед Гошей с гитарой.

– Голос у него такой томный, сладкий, дрожит. Девки наши балдеют, а мне смешно – и от его расстроенной гитары и от французского – не могу. Ты бы слышал его прононс!

– Для меня что армянский, что французский, – сказал Иван Антонович. – Я и не знал, что ты понимаешь по-французски.

– Просто у нас в школе была хорошая учительница, а язык мне всегда нравился. Он такой горячий. И еще у меня музыкальный слух, и я все песни Дассена разучила. А тут и в такт не всегда попадает, и гнусавит вдобавок. В общем, я терпела, терпела и не вытерпела – рассмеялась. А он, дурачок, подумал, что я с ним заигрываю. «Иди, – говорит, – к нам, сладкая. Следующую песенку посвящаю только тебе».

– Ты пошла?

– Нет, конечно, не переживай. Там без тебя полно защитников. Я говорю: «Ты сначала научись, а потом заманивай». Он, конечно, обиделся: «Ко мне нареканий не было. Девушкам очень даже нравится». Я говорю: «Вот им песенки и посвящай. И вообще, я не сладкая, и я сплю». И Лариска ему говорит: «Гоша, зря стараешься. У нее любовь».

– Так он отстал от тебя? – спросил Иван Антонович.

– Отстал, конечно. Очень я ему нужна. Там много желающих. На лежаках забавляться. Как оторванные, даже противно.

– Чем забавляются, где, когда? – заинтересовался Иван Антонович.

– Тем самым. На лежаках, которые выносят сушить на бетонные ступеньки около пляжа. Под утро, когда все спят.

– Но откуда ты знаешь? И что там могут делать? Там все на виду. Это Лариса фантазирует!

– При чем тут Лариса, об этом все говорят! – посмеялась над ним Надя и с превосходством женского всезнания подытожила. – А тебе об этом лучше не знать. Чтобы тебя не выносило, как меня в десятом классе, когда я пела в хоре.

– Ты об этом не рассказывала.

– А рассказывать не о чем. Для меня это было очень давно. Я семь лет пела в хоре. Он был известный в городе. Все девочки в белых платьях, с бантами. Все так чисто и порядочно. Все стараются, и от этого мурашки бегут по коже. Особенно, когда тянешь «Аве, Мария», то будто летишь по небу. А потом видишь довольных родителей, восторгающихся своими ангелочками, а тебе кажется, что они вдруг увидят тебя насквозь и узнают, чем ты с Игорем занимаешься, и какая ты дрянь.

Открывшийся пляж Третьего ущелья был пуст, если не считать похожей на них парочки, спрятавшейся в его начале между камней. В центре пляжа в море вытекал грязный ручеек, недалеко от которого с визгом ныряли на мелководье две девчонки лет десяти. За ними, в ста метрах от берега, из воды поднимались обрубки разрушенной скалы. Ручей стекал с расчищенной площадки, похожей на строительную. Признаков жилья и людей в глубине ущелья, закрытой лесом, видно не было. За ручьем пляж казался ровнее, без больших валунов. Иван Антонович и Надя перешли ручей и расположились на крупной гальке. Далеко справа был виден мыс Пицунда, а ущелье, в котором располагался их лагерь, скрывали скалы.

Надя плавала плохо, боялась далеко заплывать и сидела в воде рядом с берегом, дожидаясь, пока Иван Антонович наплавается. Выходя из воды, они немножко пошалили. Иван Антонович подтолкнул девушку, они упали и, хохоча, начали выползать на берег. Иван Антонович оказался на Наде, но она вывернулась, как змея, и стала его целовать, не давая вдохнуть воздуха. За это его рука залезла к ней в плавки и сжимала половинку попы.

Потом они загорали. Совсем привыкшая к нему Надя сняла лифчик и расслабленно лежала рядом, смотря закрытыми глазами на все выше поднимающееся желтое солнце. Ее распределившиеся по телу груди с белой незагоревшей полосой кожи и вялыми сосками притупили желание Ивана Антоновича. А еще страшила мысль, что они были открыты любому случайному взгляду. И все сильнее припекало солнце, постепенно отбирая силы и отодвигая намерение обладать ею.

Когда после обеда они вернулись в лагерь, обе женских комнаты в их домике оказались закрыты. «Ты понял, какие они?» – Надя последними словами принялась ругать своих соседок, дружно уехавших на дневную экскурсию и не оставивших ей ключ от комнаты.

У Ивана Антоновича сладко заныло в груди. Это был его шанс. Надо было попасть в ее комнату, и ему уже никто и ничто не помешает завладеть девушкой.

Через комнату парней они с Надей прошли на веранду и перелезли на женскую половину. Дверь на веранду и створки окна в Надиной комнате были закрыты на шпингалеты. Ивану Антоновичу потребовалось не больше пяти минут, чтобы с трудом, но протиснуться в открытую форточку, дотянуться до нижнего шпингалета и открыть окно.