Руководимый Афиной и Гермесом, Персей отправился сперва к богиням Греям, знавшим все скрытое в природе, и, отняв у них их единственный, общий глаз и такой же уникальный зуб, обещал отдать отнятое лишь в том случае, если они укажут ему дорогу к горгонам и дадут крылатые сандалии, мешок и шлем Аида (шапку-невидимку). Получив все это, Персей отправился к горгонам, отрубил голову Медузе, положил ее в мешок и быстро улетел на крылатых сандалиях от рассвирепевших сестер обезглавленной горгоны. Правда, в комплимент ему сказать, глаз и зуб Греям вернул!
Победив богинь тьмы, Персей полетел на Сериф, но, пролетая над страной царя Кефея, увидел прикованную к скале и обреченную на жертву морскому чудовищу Андромеду.
Андромеда — по-греческому сказанию, дочь эфиопского царя Кефея и Кассиопеи. Однажды она неосторожно похвалилась, что превосходит красотою нереид. Разгневанные богини обратились к Посейдону с мольбою о, как бы мы сегодня сказали, «защите чести и достоинства», и он послал морское чудовище, грозившее гибелью всем подданным Кефея. Оракул объявил, что гнев божества укротится только тогда, когда Кефей принесет Андромеду в жертву чудовищу. Ее приковали к скале — морскому монстру на пропитание…
Тут, как нельзя кстати, мимо пролетал Персей, исполнивший «заказ» Полидекта — в дорожной суме его уже лежала отрубленная голова горгоны Медузы, и Персей знал, какое это страшное оружие. Пораженный красотой Андромеды, он вызвался убить чудовище и благополучно совершил свой опасный подвиг, использовав орудие страшной силы — взгляд мертвой горгоны Медузы. За подобное нецелевое использование вверенного ему оружия боги обязательно бы наказали Персея и, безусловно, влюбившуюся в своего спасителя Андромеду, но выручила их мудрая и суровая «совоокая» Афина. Она дала Андромеде и Персею место на небосводе между звездами.
В других мифах, где отчетливо прослеживается древняя история Персея — не героя, а божества света, светоносных лучей, не случайно ему удается убить богиню тьмы горгону, используя оптический эффект — законы отражения светового луча: он видел ее в зеркально отполированном щите, в этих мифах — финал иной.
Когда происходил брачный пир Персея и Андромеды, ее дядя, Финей, которому Андромеда была раньше обещана в жены, напал на Персея! И началась заваруха, как в сериале «Бандитский Петербург». Направленная против нападающих голова Медузы обратила всех в камень. Возвратясь в Сериф, Персей нашел свою мать у алтаря, где она спасалась от насилия Полидекта. Собрав народ и пригласив царя, Персей показал им голову Медузы и тоже всех обратил в камни, причем и сам остров со всеми его растениями и живыми существами окаменел и сделался бесплодным.
Освободив мать, Персей отдал сандалии, мешок и шапку-невидимку Гермесу, а голову Медузы — Афине, сам же отправился в Аргос, чтобы свидеться с отцом. Между тем Акризий, услышав, что Персей жив, решил покинуть Аргос и поселился у фессалийских пелазгов в Лариссе. Не найдя отца в Аргосе, Персей отправился в Фессалию и уговорил его возвратиться в Аргос. Здесь свершилось предсказанное оракулом: во время игр Акризий был убит диском, пущенным рукой Персея. Томимый печальными воспоминаниями, Персей обменялся царствами с Мегапенфом и перешел из Аргоса в Тиринф. Он основал города Мидею и Микены, в постройке которых участвовали циклопы, и сделался родоначальником линии Персеидов, предком Геракла.
Маскаронов Персея в Питере полным-полно! Но в большинстве случаев он в паре с горгоной Медузой, а не с Андромедой, и эфиопская царевна тоже почти всегда в паре с горгоной — тому есть причины!
По подсчету Б. Скочилова, «шестьдесят семь зданий Петербурга представляют со своих фасадов образ этого страшного мифического персонажа».
Что же так влекло архитекторов к этому образу, почему он был так популярен, что по числу изображений маскароны горгоны могут соперничать только с маскаронами охранительницы домашнего очага богини Геры и богини Деметры?
Во-первых, потому что горгулии (голова Медузы не на щите) — классический апотропей.
Во-вторых, маскарон горгоны Медузы олицетворял стихийное зло, «дыхание смерти», приближение чего-то страшного и неотвратимого, что предчувствовали российские художники, да и все общество, начиная с середины XIX столетия. И надо сказать — предчувствия, как это ни печально, их не обманули! Век ХХ, пожалуй, первенствует в истории объемом зла, сотворенным человечеством.