Повести л-ских писателей

Извините. Вас, конечно, книга интересует, а не мои мечты. Постараюсь описать, что помню. По габаритам это была совершенно обычная советская книжка. Вот вроде этой…

[Примечание курсивом.] Напомню, что разговор с Негиной происходил в Риге, в баре Dakts на Лачплеша. (Это, кстати, в двух шагах от той самой «Планеты», где Вита купила свой сборник.) На стене рядом со столиком было несколько полок со старыми книгами – в основном советскими, на латышском и русском. Негина наудачу выдернула и продемонстрировала мне одну из них: сборник произведений Андрея Платонова, 1988 год, Москва, «Современник», формат 84x108 1/32.

Только чуть потолще… Здесь сколько… Здесь пятьсот шестьдесят страниц. В той страниц семьсот было, не меньше. Обложка была глянцевая, красивая очень. Корешок сочного изумрудного цвета, который очень подходил к запаху страниц – тот мне тоже казался зелёным и ярким. С корешка изумрудная краска как бы переливалась на обложку – и с лицевой стороны, и сзади. И на обложке, из этих полосок изумрудных вдоль корешка, как бы вырастал орнамент – то ли абстрактный, геометрический, то ли с растительными мотивами, точно не помню. Помню, что там, кроме зелёного, ещё белый был и разные оттенки синего и голубого. И помню, что узор меня завораживал. Он… фантастический был. Фантастический. Иначе и не скажешь.

Буквы на обложке были, кажется, белые. Возможно, с окантовкой. Помню, что название читалось отчётливо, нигде с фоном не сливалось. Шрифт назвать, к сожалению, не смогу. Не спец я по шрифтам. Не курсив – это точно. Ровный, прямой шрифт. Современное впечатление производил. На тот момент современное.

Что не забуду никогда – так это цену. Сзади на обложке, в верхнем углу, белой краской по какому-то синему элементу орнамента: рупь семьдесят восемь. Один, запятая, семьдесят восемь. Безо всяких «рэ» и «коп». Только цифры и запятая.

Цена мне врезалась в память, потому что у меня, естественно, не было с собой столько. Продавщица спрашивает: «Ну что, Леночка, заинтересовала книжка? Будешь брать?» А я уже предисловие глазами пробежала, полистала туда-сюда. Мне уже так эту книжку хочется, что прям умру, если не прочитаю сегодня же. При этом в пальто у меня, в кармане, то ли пятнадцать копеек, то ли двадцать. Точно не больше двадцати.

Стою и чуть не плачу. Мало того, что мне рупь семьдесят восемь не наскрести. Я знала уже, что умный человек хорошую книгу по госцене всё равно не продаст. Сколько, думаю, эта женщина в странных одеждах заломит за свою латышскую фантастику? А вдруг целых пять рублей? А вдруг десять? У меня и папа, и мама прилично зарабатывали, по советским меркам (в Борске тогда вообще все прилично зарабатывали). Но мне больше полтинника единовременно не выдавали никогда, чтоб не баловать. Мама приговаривала: «Надо знать цену деньгам!» Вот я и знала. Думала, десять рублей – это целое состояние.

Говорю продавщице: «А сколько стоит?» Продавщица кивает на женщину: «За сколько уступите?» Женщина смотрит на меня, улыбается. «Так на обложке же, – говорит, – написано. Книжка как новая, помарок нет. За что купила, за то и продаю». Что-то в этом роде она такое сказала.

У меня, с одной стороны, от сердца отлегло. Не десять рублей! Не пять даже! С другой стороны, в кармане по-прежнему двадцать копеек только. «Можно, – говорю, – я деньги попозже занесу? У меня сейчас с собой нет, но через неделю точно будет! Честное пионерское!»

А женщина говорит: «Через неделю меня не будет». Это не моя реконструкция – это именно так она и сказала: «Через неделю меня не будет». Единственная реплика, которую дословно помню из того дня. Наверное, из-за отчаяния, в которое меня эта реплика повергла.

Отчаяние продолжалось недолго. Продавщица меня выручила. Она рассчиталась с женщиной. Может быть, прямо из собственного кошелька. Или, может, по кассе как-то провела, не помню. Так или иначе, с меня было взято торжественное обещание, что я не позже чем через неделю занесу всю сумму, то есть рупь семьдесят восемь, минус двадцать или сколько там копеек, которые сразу заплатила. Как я была счастлива – вы себе не представляете. Схватила книжку, сунула под пальто и бегом оттуда, пока никто не передумал.