Повести наших дней

Сам Наум Резцов, крупный, широкоплечий казак с окладистой темно-русой бородой и добродушными карими глазами, все время настороженно улыбаясь, стоял около той двери, что вела не в сенцы, а в соседнюю, меньшую комнату, называемую стряпкой. Для порядка он то и дело вызывал из той комнаты жену, неизменно называя ее бабкой, хотя на старуху она мало была похожа. Женщина проворно и легко выходила из стряпки каждый раз, когда надо было поднести стул и усадить стоявшего или поставить на лавку большой горшок со взваром и кружки. Теснота не была ей помехой, да и она никому не мешала, ловко двигаясь между тесно усевшимися казаками.

— Кого же они убили? Мы ж многих там знаем… — глухо заговорил Андрей, обращаясь к Кудрявцеву.

— Кого убили? — переспросил Кудрявцев, вылез из-за стола и стал снимать с себя полушубок и серый шарф с такой поспешностью, будто они мешали ему ответить на вопрос. В гимнастерке, перехваченной широким ремнем, на котором висел револьвер, он еще больше, чем обычно, стал похож на худенького подростка. Мальчишеским был у него и чубик, не зачесанный, а от природы торчавший двумя коротенькими рожками над большим красивым лбом. Только светло-серые, выразительные и живые глаза с залегшей в них усталостью даже неопытному могли сказать при свете лампы-молнии, свисавшей с потолка, что повидали они немало лиха.

А ведь Ивану Николаевичу Кудрявцеву минуло всего лишь двадцать четыре года! В семнадцатом году он был совсем молоденьким учителем и по-учительски просто, будто на показательном уроке, объяснял тогда хуторским казакам, почему надо голосовать за большевиков. Суммируя все «потому», он делал вывод, что за большевиками правда. Так же смело он высказал свои соображения и есаулу Мирошникову.

— Слишком много данных, чтобы не решить задачу, — закончил он свой спор с есаулом.

А через несколько месяцев белогвардейцам удалось на короткое время утвердить на Дону свою власть. Вот тогда-то есаул Мирошников, хоть и не по пути ему было, заехал со своим взводом к учителю Кудрявцеву, велел связать его и выпороть. А на прощанье сказал:

— Ты теперь должен понять, что задачу нашу можно решать с другого конца. Я решил ее наполовину, потому что ты еще очень молодой казачонок… Думаю, что больше не будешь сбиваться с истинного пути, а почувствуешь, что сбиваешься, — ощупай брюки и вспомни про меня…

Тучный, вислоусый есаул засмеялся и ускакал в хорошем настроении и с искренней верой, что сделал доброе дело — выбил из головы молоденького учителя вредные большевистские помыслы. Не думал он тогда, что придется ему еще раз встретиться с Кудрявцевым в Новороссийске, куда Красная Армия загнала остатки деникинцев, чтобы сбросить их в море.

Прежде чем спустить курок выставленного револьвера, Кудрявцев сказал тогда:

— А ведь задача решается с нашего конца, господин есаул.

И выстрелил.

Ванька и Филипп были свидетелями этой третьей, и последней встречи Кудрявцева с есаулом Мирошниковым. Они запомнили этот случай и рассказали его хуторянам.

— Лицом тогда наш Иван Николаевич подеревенел и побледнел, а рука хоть бы чуть шелохнулась, — говорил Ванька, не умея скрыть восхищения.

— Про его стойкость мне еще кое-что говорили, — намекал Филипп и тут же добавлял: — По его рекомендации в партию приняли нас с дядей Андреем!

…Раздевшись, Кудрявцев снова решительно уселся за стол и с напряжением в молодом, немного хрипловатом голосе стал называть советских активистов, расстрелянных вчера налетевшими конными бандитами в хуторе Затонском. Вот он назвал уже десять, двенадцать человек… Голос его становился все глуше, а лицо побледнело — наверное, так, как в минуту, когда он сводил свои большие счеты с есаулом Мирошниковым.

— …Вас в этой хате двадцать четыре человека, а тех, что выслеживают каждый ваш шаг, тех, что и во сне молят бога о ниспослании шайки бандитов на Забродинский и Осиновские хутора, — сколько их?!

Он замолчал, остановив похолодевший взгляд на притихших людях.

— Что же считать-то!.. Не на кулаки же нам с ними биться… Оружие нужно, — сказал Филипп Бирюков и рывком отбросил свой рассыпающийся чуб.

— Сколько же вам для самообороны нужно оружия? — спросил Кудрявцев, глядя на Филиппа.

— А по числу рук, что с пользой для дела возьмут винтовку и выронят ее только по случаю погибели своей, — ответил Андрей Зыков.

— В таком случае, может, не так уж много винтовок и надо, — со вздохом заметил Ванька.

Но Андрей тут же одернул его, попытался смягчить сказанное:

— К чему, Иван, заранее обижать людей? Дело покажет…